ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

В этой книге меня интересовало, в первую очередь, подобие различных систем. Я пытался показать, что семиотика, логика, этика, эстетика возникают как системные свойства подобно генетическо­му коду, половому размножению, разделению экологических ниш. Продолжив аналогии, можно применить экологические критерии биомассы, продуктивности, накопления омертвевшей продукции (мортмассы), разнообразия к метаэкологиче-ским системам. Название "метаэкология" дано авансом, на будущее, когда эти по­нятия войдут в рутинный анализ состояния души. Ведь смысл экологии и метаэкологии один - в противостоянии смерти. При этом экологические системы раз­виваются в направлении увеличения биомассы, роста разнообразия, сокращения отходов, и с метаэкологическими происходит то же самое.

Традиционная теория эволюции не справлялась с происхождением новых свойств. Считали, что в их основе лежат ошибки генетического кодирования - по­вторение истории ошибок гностической Софии Эпинойи. Но необходимость сде­лать двух одним, чтобы войти в царствие, на символическом языке древней фило­софии означала, что новое возникает из соединения. Так системный подход про­ясняет смысл эволюции: переход в новое состояние осуществляется в результате взаимодействия двух и более компонентов, соединенных в систему - участвую­щих в процессе, который формирует поддерживающие его структуры.

Жизнь как способность к программному синтезу возникла из соединения ад­сорбции, эндотермических реакций и полимеризации. Соединение нуклеотидных и аминокислотных полимеров дало самовоспроизводящуюся систему - организм. Различные прокариотические организмы, соединившись в процессе симбиоза, сформировали эукариотическую клетку. Вирусы, встраиваясь в геном, превраща­лись в регулирующие элементы генетического кода. Слияние клеток положило начало половому процессу, в результате которого рождаются особи, неизбежно отличающиеся от родительских.

Чтобы двое соединились, возник целый комплекс новых свойств: половое влечение - любовь в зачаточной форме, средства привлечения - первичная эстети­ка, вторичные половые признаки - прообраз всех семиотических систем, необхо­димое для спаривания хотя бы временное предотвращение агрессии - начало этики. Половая избирательность, первично связанная с предупреждением инце­ста, способствовала развитию индивидуальности.

Система, как правило, имеет скромное начало, подобно ограничению агрес­сии между двумя особями разного пола на момент спаривания, но затем растека­ется, вовлекая все больше компонентов. Так, эстетическая реакция на символы пола распространилась от вторичных половых признаков (первичной семиотиче­ской системы) на другие части тела, цветы и другие природные объекты, вовле­ченные в сексуальную символику, на природу в целом. Нравственность происхо­дит из того же источника - кратковременного союза двух существ, последователь­но вовлекая родичей, соплеменников, весь биологический вид - высшее достиже­ние гуманизма, если речь идет о человеческом виде - и, наконец, все живое.

Метабиомасса

Подобие систем проясняет закономерности духовного развития. Метаэкоси-стемы возникли в связи с истолкованием феномена смерти и противостояния ей. С первых шагов человек искал бессмертия в приобщении к вечности - более ус­тойчивой системе. Созерцание космоса, учил Платон, помогает навести порядок в собственной голове. Этика выводилась из космогонии, и наоборот. Это был про­дуктивный период, и у нас есть все основания продолжать поиски в том же на­правлении, исходя из общих тенденций эволюции систем.

В течение десятков тысяч лет человек разумный создавал мифы - синкретиче­ские модели, в которых внешнее не отделено от внутреннего, события материаль­ного мира от событий мира духовного. Как слитная запись внешних и внутренних событий мифы абсолютно достоверны, но любая эвгемерическая интерпретация не исчерпывает их содержания. Это в полной мере относится к предложенной в первой главе интерпретации фиванского цикла как мифологического воплощения арийской экспансии и ассимиляции культуры покоренных народов (поход Кадма за коровой, сражение со змеем, хамитским тотемом, последующее превращение в змея), подвигов Геракла - как символов борьбы теократической системы с тоте­мизмом, библейского "Бытия" - как истории формирования этики в виде серии договоров ("заветов"), заключенных с Адамом (запрет инцеста), Ноем (отказ от геноцида), Авраамом (единение в духе как условие процветания племени) и Моисеем (моральный кодекс праведной жизни, включающий десять заповедей).

Библейское отождествление души с кровью, по представлению древних, на­следственной субстанцией, показывает, что нет необходимости проти­вопоставлять душу материи. Духовная связь, как полагали, соединяет родичей, соплеменников, побратимов, всех, кто одной крови. По современным понятиям, это генетическая память, соединяющая нас со всеми живыми существами, от самых первых организмов, появившихся три с половиной миллиарда лет назад, до тех, которые будут жить через миллиарды лет после нас. Жизнь возобновляется на основе всего опыта предшествующей жизни, чем и определяется возможность поступательного развития.

В развивающихся системах, наряду с другими новыми свойствами, появляет­ся время как функция соизмерения параллельно протекающих процессов. Жизнь приспосабливается к существованию во времени с помощью механизма памяти, концентрирующего прошлое в настоящем. Нуклеотидная память наращивается нейронной, которая на базовом уровне также использует химические реакции с участием нуклеиновых кислот. Возникает возможность перемещения во времени, и не только от прошлого к настоящему (причинность), но также от настоящего к будущему (предвидение) и от будущего к настоящему (целеполагание).

Эти процедуры, сгущая время, останавливают мгновения быстротекущей жизни. Из новых функций памяти складывается система сознания, раскрытия причин, следствий и, на высших уровнях развития, целей и смыслов. Обращаясь внутрь, сознание формирует двойника - модель познающего субъекта, которая причудливо накладывается на представления о внешнем мире, обретая время существования, отличное от физиологического. Двойник воспринимает различ­ные функции - злого или доброго гения, совести, души и может персонифициро­ваться космосом, богом, творением или возлюбленной. Он приобретает относи­тельную самостоятельность, по принципу обратной связи воздействует на ориги­нал. Это система личности (эгосистема), тандем, обеспечивающий развитие.

Происходит метаэкологическое обогащение феноменов бытия - рост мета-биомассы. Как и в биологических сообществах, этот процесс связан с эволюцион­ными новшествами, в данном случае с новыми продуктивными идеями, откры­вающими дополнительные метаэкологические ниши. Мы могли убедиться в ис­ключительной продуктивнсти сексуальной и эсхатологической символики, обра­зующей фундамент всей многослойной структуры духовного мира.

Так первая любовь лишь на мгновение преодолевала конфликтность спари­вающихся особей. Она затем проявилась как половая избирательность, способст­вуя развитию индивидуальности. Инерция полового чувства сохраняла супруже­ские пары после зачатия на время заботы о потомстве. Обогащенная встречным потоком сыновних и религиозных чувств, любовь делает двух одним. В системе из двух жизней, скрепленных двойной связью плоти и духа, любящие могут про­верить собственные представления о себе, авторские модели души, получая до­полнительные импульсы развития. Это миниатюрная модель идеальной общест­венной системы.

Одновременно индивидуальный компонент личности, на ранних этапах не­значительный, разрастается за счет почерпнутых из общего генофонда и массовой культуры. В эволюции эгосистемы этот процесс имеет решающее значение: между библейскими формулами "Вы слышали, что сказано" и "А я говорю вам" пролег рубеж новой эры.

Метамортмасса

Как в экологическом сообществе решающее значение имеет отношение на­личной биомассы к производимой мортмассе, выводящей из атмосферы столь необходимый для биологической продукции углерод, так и в метаэкологической системе масса живой культуры постоянно соотносится с омертвевшей, выведен­ной из оборота по прагматическим или идеологическим соображениям. Если накопленное поколениями людей переводится в метамортмассу, извлекая из ду­ховной атмосферы творческие стимулы, то система продуцирует примитивные, быстро тиражируемые идеи.

В истории человечества такое уже происходило неоднократно. Так сброс ан­тичной культуры начался с поджога Юлием Цезарем Александрийской библиоте­ки (47 г. до н. э.), уничтожение которой было довершено христианскими пустын­никами, попутно убившими последнего философа-неоплатоника - дочь Теона Гипатию. Фоном этих событий было ожидание конца света, первоначально свя­занное с оголтелым римским милитаризмом. Аналогичные апокалиптические ожидания в период "холодной войны", противостояния ядерных держав, вызвали сопоставимый по масштабам сброс - прерывание культурных традиций, идущих от Возрождения.

На фоне генеральной тенденции роста метабиомассы периодически проявля­ются регрессивные тенденции - снятие пока еще тонкого рационального слоя, подавление индивидуального компонента - с течением времени все более опас­ные. Мы знаем, какие бедствия несет первобытное состояние души - племенная магия - в сочетании с современной техникой. Немалая доля вины ложится на тех, кто, противопоставляя духовность разуму, способствовал разрушению рацио­нального слоя. Упрощение духовной жизни неизбежно ведет к редукции души. Не это ли имелось в виду, когда было сказано, что боящийся погубить душу - погу­бит?

Уже в ранней истории христианства наметился переход от универсальных философских идей к метафорическому воплощению этих идей в метафизике и затем к ритуализации метафор в религии, который можно уподобить производст­ву мортмассы в экологических системах.

И экологические, и метаэкологические системы двойственны: в них входят живые и мертвые (косные, по В.И. Вернадскому) компоненты. Как живое прирас­тает за счет мертвого, так и мертвое пополняется за счет живого (и не только в экосистеме или организме, но и в духовной жизни - сколько ее окаменевает в храмах и монументах). Конфликт между живым и мертвым в одной системе неиз­бежен, поскольку у них противоположные термодинамические цели: мертвое производит энтропию, стремясь к покою, живое сокращает энтропию, ускоряя развитие.

Жизнь - это такое состояние косно-витальной системы, при котором живые компоненты вовлекают косные в развитие (как в случае биогенного круговорота веществ). Смерть - это такое состояние той же системы, когда накопление мерт­вой субстанции делает развитие невозможным (физиологический коллапс орга­низма, склерификация тканей, тиражирование массовой культуры). Горгона Медуза, превращающая в камень, и Галатея, оживший камень - символы мертвя­щих и животворящих чувств, страха и любви, которые могут считаться близнеца­ми, поскольку оба произошли от инстинкта самосохранения, заставляющего избе­гать опасности и заботиться о продолжении рода. Это "зеркальные" близнецы: страх разделяет, любовь соединяет.

Конфликт близнецов неизбежен: и животворные чувства несут в себе зачатки разрушения. Хотя любовь уже в самой примитивной форме полового влечения обладает способностью превращать средства нападения в средства привлечения, страшное в прекрасное, боевые стрелы в стрелы Эрота, все же и на ней есть родо­вые пятна страха (половой каннибализм свойствен не только богомолам). Как половая, так и генетически связанная с нею социальная любовь (к особи альфа, вождю) подавляет агрессию, обращая ее внутрь. Омега самоустраняется, не за­ставляя альфу тратить энергию на конкурентную борьбу. На этой почве развива­ется инстинкт саморазрушения, у человека проявляющийся в разнообразных формах, от токсикомании до подвижничества. В процессе метафизического обо­гащения разрушительный инстинкт трансформируется в чувство родовой или социальной вины, потребность в очищении страданием, искуплении, самопожерт­вовании.

Разрывая дистанцию, человек признает свое ничтожество перед альфой, и склонен отказывать себе в качествах, которые свойственны этому воплощению добродетели (подобное самоопределение личности от противного наблюдается и в отношениях с выдающимся отцом, старшим братом и даже добродетельной женой, только поляризация не столь очевидна). Любовь к врагам нашим превра­щает внешний конфликт во внутренний, борьбу за существование - в борьбу с собой, и в конце концов может обернуться ненавистью к себе.

Хотя омега, как правило, не оставляет потомства, "гены саморазрушения" не исчезают, так как в сочетании с "генами самосохранения" они дают более высо­кий творческий потенциал, чем самосохранение в чистом виде. Альфа завоевыва­ет этот мир, бета создает свой собственный, в котором может первенствовать. Древние нередко приписывали создание мира не верховному богу, а его терпяще­му поражение предшественнику. Для этого последнего созидание было актом самопожертвования - нарушением цельности самодостаточного существования, - и все земные творцы следуют его примеру.

Развитие

Недостаточно констатировать развитие по спирали. Необходимо объяснить, не прибегая к слишком абстрактным схемам, почему эволюционная последова­тельность имеет именно такую форму. Выше обсуждался механизм снятия кли-максной фазы биологических сообществ и выдвижение на первый план относи­тельно примитивных пионерных видов. Аналогичные процессы сопутствуют экономическим кризисам, разрушающим, в первую очередь, высоко специализи­рованные производства. Возможны параллели и с эволюцией метаэкологических систем, в которых кризисные явления сопровождаются снятием слоя высокой культуры (критской в результате военного поражения троянцев, вавилонской, частично разрушенной персами, эллинистической под ударами варваров и, в не­давнее время, российской, сметенной социальными катаклизмами), обнажающим более устойчивые слои культуры низовой.

По термодинамическим законам, работа системы равна убыли свободной энергии, прямо связанной с внутренней энергией - суммой энергий всех структур­ных элементов. Конкретные проявления этих закономерностей весьма разнооб­разны. Биологические -виды специализируются и утрачивают эволюционную пластичность. Духовная жизнь развивается от всемогущества магической воли личности к зависимости от безличной воли, судьбы, и далее - к добровольному духовному порабощению. Ритуалы заслоняют веру, канонизированная красота теряет привлекательность, мораль, закрепленная законодательно и охраняемая органами правопорядка, уходит из сферы нравственности, так как нравственный поступок возможен лишь в ситуации свободного выбора. Супружеская любовь уступает место супружеским обязанностям. В личной жизни романтический пери­од ограничивается ранней молодостью, сменяясь консервативным, преддверием смерти.

Далеко зашедшие процессы такого рода требуют для своего преодоления внешнего толчка. В природе это чаще всего космические и геологические воздей­ствия, нарушающие экологический климакс, в метаэкологии - вторжение прими­тивной воинствующей метафизики, принесенной на острие копья (так арийское нашествие взорвало окостеневшую семитскую теократию, Махабхарата породила буддизм, троянская война - гомеровскую этику, пелопоннесская - платонизм, иудейская - христианство). Во всех этих случаях разрушительные импульсы идут от косной материи к живой (космические и геологические воздействия, вызы­вающие биосферные кризисы, см. главу 5) и от материального к духовному (войны, экономические катастрофы, вызывающие кризис метаэкосистемы), сози­дательные - в обратном направлении. Разрушение как способ расчистить дорогу новому необходимо лишь на ранних этапах эволюции в связи с жесткостью структуры формирующихся систем. Более гибкая структура эволюционно про­двинутых систем допускает бескризисное развитие.

Так на заре цивилизации возник парадокс высокой продуктивности духовной жизни при незначительной метабиомассе живой культуры, которая подвергалась быстрому омертвению в виде табу, ритуалов, традиций, стандартов, догм и пара­дигм. Эти священные коровы производили столько навоза, что смыть его мог только обращенный вспять поток, как на авгиевом скотном дворе. С тех времен укоренилось представление о необходимости отринуть старое, чтобы дать дорогу новому. Но это не единственный и не магистральный путь развития. Рациональ­нее, как показывает опыт биологической эволюции, постоянно наращивать мета-биомассу, вовлекая в круговорот все накопленное разнообразие идей, оберегая их как от идеологического отбора, так и от окаменения в массовой культуре.

Схема развития ценой разрушений обязательна лишь для систем, в которых господствует косный компонент и отпадает с увеличением доли живого. Никто не может установить раз и навсегда соотношение этих компонентов - что первично и что вторично - поскольку оно изменяется в ходе развития. Человек выделился из животного мира, когда духовное начало возобладало над материальным. Так было в течении всей древней истории, и лишь последний период, самый мрачный, ознаменовался обратными соотношениями. Именно для этого периода характерно насилие как импульс к развитию. Но цепь причин и следствий - от природных ресурсов к экономике, к общественным отношениям, к духовной жизни - на на­ших глазах уже разворачивается в обратном направлении.

Общая закономерность эволюции систем заключается в переходе конфликт­ных отношений в сотрудничество. Взаимодействие нуклеотидных и белковых частиц, вероятно, начиналось как паразитизм. Со временем первые превратились в программное устройство, воспроизводящее свою белковую среду - организм. Это модель оптимальных отношений со средой, которая должна быть воспринята человеком.

В системе рано или поздно появляются гомеостатические механизмы, обес­печивающие ее устойчивость. Жизнь на земле преодолела череду кризисов, во время которых вымирали сотни тысяч видов. По логике развития этот дорого­стоящий процесс должен был со временем вылиться в более рациональные фор­мы. Появление в ходе эволюции разума, способного хранить и обрабатывать информацию о состоянии всей биосферы, имело ту же системную цель, что и генетическое кодирование в индивидуальном развитии: обеспечение устойчивого воспроизведения. Мы переживаем раннюю стадию формирования биосферной этики, которая проясняет смысл самоограничений, проповедуемых всеми рели­гиями. Но человечеству еще предстоит осознать свою историческую миссию хранителя биосферы, как отдельному человеку - миссию развития эгосистемы по следующим (и, наверное, еще многим, здесь не учтенным) позициям.

 

Витализация. Палеонтологическая летопись сохранила бесчисленные слои окаменелых экосистем. От цивилизаций прошлого остались каменные руи­ны. Но, став фактами духовной культуры, все эти нагромождения камней оказались вовлеченными в развитие мысли, обрели вторую жизнь. Значит, воз­можно воскресение из мертвых.

Мы уже убедились в том, что история жизни - не бессмысленная чехарда ви­дов. В течение сотен миллионов лет жизненное пространство расширялось и все более плотно заполнялось разнообразными видами. Примитивные организмы производили огромное число практически идентичных копий. Массовая смерт­ность была (и остается у низших форм) необходимым механизмом регуляции численности. При малой биомассе первые экосистемы генерировали внушитель­ные объемы мортмассы. Последующие шаги изменяли эти соотношения, повышая эффективность использования ресурсов среды, энергетический вклад в потомство, защищенность каждой отдельной жизни. Рекомбинация генов при половом раз­множении компенсировала дефекты, унаследованные от одного из родителей. Социум брал на себя заботу о слабых и больных. Метафизика давала пристанище отверженньм. В результате тройственные системы платили меньшую дань смер­ти, соотношение мертвого и живого в них смещалось в пользу последнего. В свете этой задачи получает смысл эволюция организмов и существование человека. Это мера, позволяющая оценить альтернативные модели жизни.

Здесь я хочу напомнить о существовании довольно широкого набора моделей жизни, которые вошли в систему западной культуры как ее опорные элементы. Это солярная модель взлета - падения - очищения - возрождения, наиболее древ­няя и потому оставившая глубокий след в сознании; гомеровская модель испыта­ния судьбы; платоническая модель служения системе в качестве ее винтика; ро­мантическая модель утверждения индивидуальности путем разрушения системы; смешанная платоромантическая, допускающая индивидуальный бунт в ранней жизни при условии выплаты общественного долга в последующей; ее развитие в фаустовскую модель повторной жизни на основе природных ритмов; героическая - поединок с последним врагом, смертью; стоическая - путь к смерти через опро­щение и страдание; эпикурейская - атараксия, уклонение от страданий; и, нако­нец, нирвана - выход из игры. Каждый может использовать эти и другие модели для построения своей собственной.

 

Транссистемность. Любая система ограничивает свободу своих компонентов. Развитая личность тяготится системными ограничениями и в то же время находит возможность биологической, социальной и духовной реализации лишь в адекватно развитом обществе: вне такового она, как Робинзон Крузо, обречена на проявление самых примитивных и, по сути, безличных свойств. Уход из системы есть нирвана, небытие, достижимое лишь путем систематического уничтожения всех проявлений и следов личного бытия.

Стремление к свободе парадоксально. Можно убедить себя в том, что на­стоящая свобода заключается в сознательном ограничении, но ощущения свободы это не прибавит. Поскольку человек не может существовать, не вступая в те или иные отношения с природой, рукотворным миром вещей, семьей, профес­сиональным окружением, светским обществом, государством, культурной средой, то высвобождаясь из одной системы, он тем самым более глубоко погружается в другую. Нелегко вырваться из их объятий. Даже Иисусу для этой цели пришлось прибегнуть к помощи меча.

Внутренняя свобода, как правило, означает самоутверждение одной части личности за счет другой. Так какой же смысл имеет извечное стремление к свобо­де? По-видимому, лишь тот, чтобы не позволить одной из систем, будь то приро­да, общество или культура, полностью поглотить человека, одной из сторон лич­ности подчинить другую. Реально доступная человеку свобода носит трансси-стемньш характер и заключается в одновременной принадлежности разным сис­темам и ни одной из них в отдельности.

 

Горизонталь. Схемы "бог - человек - природа", "религиозное - эти­ческое - эстетическое", "ноосфера - техносфера - биосфера", "дух - сознание -материя", как и противоположные им, отражают иерархическую - вертикальную -установку в сознании человека. Вертикаль так или иначе переносится на отноше­ния между людьми, исключая подлинное равноправие и указывая путь наверх как смысл жизни.

Преломить эту установку могла бы замена вертикали на горизонталь в отно­шениях между духовной, социальной и природной системами (эта идея метафо­рически выражена в пришествии сына человеческого, братских отношений между богом и людьми). Горизонталь должна быть соблюдена и в отношениях между поколениями, по традиции взирающими друг на друга сверху вниз или снизу вверх (мы озабочены безответственностью и прагматизмом нынешней молодежи, а она - отсталостью и ханжеством старшего поколения). Приносящие себя в жертву ради будущего не воспитают достойной смены. Никто не вправе требовать подобной жертвы, потому что поколения равноценны. Проматывающие природ­ное и культурное наследие не менее грубо нарушают этот принцип, поскольку ставят следующее поколение в худшие условия. Эти соображения позволяют рассматривать принцип горизонтали как элемент биосферной этики.

 

Уникальность. В природных системах каждый вид занимает опреде­ленную экологическую нишу, отличающуюся хотя бы по одному параметру от ниш других видов. Афористически, один вид - одна ниша. Чем больше перекры­ваются ниши, тем острее конкуренция, и виды с полностью совпадающими ни­шами не могут сосуществовать. Поэтому несовпадение ниш есть принцип сосуще­ствования.

Все это применимо и к социальной системе, примитивная кастовая структура которой порождает массы неразличимых людей, выступающие как некие много­ликие существа. Теория, по которой отмирание кастовой системы происходит в результате борьбы низших каст за равноправие, относится к числу устойчивых исторических заблуждений. Ломка кастовой системы при сохранении большого числа социально подобных людей, т. е. масс, приводит лишь к резкому обостре­нию конкурентных отношений, борьбе каждого против всех, которая завершается формированием новых каст. Путь к равенству через уподобление (быть как все -значит быть равным всем) оказался тупиковым. По-видимому, более перспектив­но движение в противоположном направлении: к равенству через различие.

Отмирание каст может произойти лишь в результате усложнения социальной структуры, появления большого числа новых ниш и сокращения их перекрытий. Все больше людей при этом могут проявить свои природные особенности, гене­тическую уникальность на социальном уровне. В результате масса распадается, стремясь к предельному уровню социальной индивидуализации: один индивид -одна ниша. В связи с особой социокультурной нишей возникает уникальность, исключающая вертикальные отношения: невозможно быть более или менее уни­кальным.

Поскольку социально значимые признаки имеют сложную полигенную при­роду, генетическая уникальность каждой человеческой особи может быть в прин­ципе реализована на социокультурном уровне как уникальность человеческой личности. Тогда отомрут архаичные механизмы конкуренции и естественного отбора. Как в природных системах, доминирование растворится в разнообразии, вертикальные отношения между человеком и богом, человеком и природой пе­рейдут в горизонтальные, и человек будет стремиться занять особое место, а не высшее.

 

Рационализм. Духовное развитие прошло ряд стадий, включая маги­ческую, на которой мир представлялся столкновением воль, фаталистическую, когда системные связи выступали под видом неотвратимой судьбы, теократиче­скую, определившую цель развития как растворение отдельных душ в мировой душе. Мы до сих пор верим, хотя бы на пять процентов, что от судьбы не уйдешь и что будущее - это некое депо, в которое поезд нашей жизни въезжает по заранее проложенньм рельсам. Первобытная магия прячется под мантией философии свободной воли, древний фатализм утверждает осознанную необходимость как основу этики. Но, сохраняя многослойную структуру, душа эволюционирует в направлении рационализации все более глубоких, архаичных слоев.

С давних времен компетентность разума в вопросах этики подвергалась не совсем безосновательному сомнению. Если говорить о врожденной - инстинктив­ной - этике, то попытки перевода на сознательный уровень могли разрушить ее, что и произошло в действительности. Туповатый Аякс нравственно выше хитро­умного Одиссея. Поэтому важно было, чтобы категорические императивы, заменившие этические инстинкты, носили императивный характер. Во всяком случае, оказалось более надежным доверить этическое учение неграмотному рыбаку, чем интеллектуалу из фарисеев. Появление (в средние века) и тиражиро­вание (вплоть до наших дней) литературного злодея из ученых показывает, на­сколько несовместимьми представлялись интеллект и мораль. Наука, пытаясь несовершенным инструментом препарировать человеческую натуру, не находила в ней нравственного закона. Реакцией на эту неудачу была обширная морализи­рующая литература второй половины XIX в. Разум открыл борьбу за существова­ние, а любовь открыть не мог, потому что она неразумна.

Однако попытки вывести этику из русла интеллектуального развития, пред­принимаемые для защиты идеалов гуманизма, привели к мировым нравственным катастрофам, свидетелем которых стал двадцатый век. Мы теперь больше знаем о законах развития систем, в которых возникают этические нормы как условие продуктивного взаимодействия между элементами. В системе биосферы челове­ческий вид занимает особое место благодаря развитию интеллекта, открывающего возможность нравственного выбора. Последний предполагает понимание целей, которые вытекают из анализа эволюционных тенденций.

Локальное учение превратилось в мировую этическую систему благодаря бывшему фарисею, а не рыбаку. Первичные этические нормы, не то внушенные создателем, не то унаследованные от животных, с развитием сознания утратили органичность врожденных инстинктов. Они могут снова обрести ее как завоевания разума.