Дискуссионный материал

Н.Н.Каландадзе

Все хотят стать Людьми, но не все могут

Джоржу Гейлорду Симпсону, величайшему териологу,
который стоял на плечах таких гигантов, как
Флорентино и Карлос Амегино,
С уважением и благодарностью
Посвящается

Одиноки ли мы во вселенной?

До сих пор все попытки людей обнаружить какие-бы то ни было следы, признаки мыслящей жизни во вселенной не увенчались успехом. Никакие! Нет ничего определенного. По крайней мере, за пределами Солнечной системы мыслящих существ, мы не знаем. Да и просто определенных следов жизни пока не онаружено даже в пределах Солнечной системы. Ничего. Кроме, конечно, Земли.
Правда, то, что мы назаваем величественным словом «Космос», в лучшем случае есть ближайшие «задворки» Земли. Прихожая. «Ближний космос» – это 200-300 км от Земли! А наша планета имеет радиус больше 12 000 км! Мы скребемся в верхних слоях атмосферы. А дальше дерзаем только автоматами. Редко и безумно дорого. Получаем только картинки, которые еще надо расшифровать и понять.

Слушаем космос. В том числе и дальний. Много всего. Но пока только бессмысленные шумы. Из дальнего космоса пока – ни весточки.

Но ведь на Земле жизнь точно есть. Ведь мы сами – ее часть.
Жизнь есть, богатая и разнообразная. Несколько Царств. А сколько Типов, Классов, Отрядов, Семейств, Родов, Видов!!! И по времени эта «наша», Земная жизнь, насчитывает уже не менее 3,5-3,8 миллиардов лет!

И в ней – мы. Как часть ее. Человечество! Мыслящая часть жизни. Разумная!

Неужели же мы – абсолютно одиноки и уникальны? И кроме нас, человечества, на Земле нигде и никогда не было мыслящих существ?

Как это не смешно, но на Земле Мыслящей Жизни практически никто не искал. По крайней мере с мыслью: искать и найти!
Неужели же никто не искал? Быть не может. Сколько на Земле хороших, умных, смелых, энергичных людей. Романтиков! (Или Вы считаете это слово ругательным? «Да что с него взять? Ведь он – романтик!»).

И никогда никто не натыкался, случайно или, быть может, намеренно? Или натыкался, да не понял? Оставил просто странный отчет и он где-то валяется в пыли и забвении? Лета – вещь страшная. Может длиться бесконечно долго. Ей-то что?

А что вообще мы знаем о Мыслящих существах? О Людях? И что от нас можно найти в Геологической Летописи? От нас и нашей истории, культуры, цивилизации?
Немного.

1. Бренные останки (останки – не остатки!) Людей. Это, прежде всего, – кости. Тленные и хрупкие, быстро исчезающие с поверхности Земли и сохраняющиеся крайне редко. Мы с большим трудом прослеживаем историю человечества ближайшего геологического прошлого. Голоцен, плейстоцен, плиоцен, самый конец миоцена ... А уж дальше – просто сплошные потемки!
Свой вид (Homo sapiens) с трудом проследили то ли на 30 000, то ли на 100 000 лет. Дальше счет идет уже на первые сотни тысяч лет, но почти всегда это то ли 40, то ли 100, то ли 250 тысяч лет. И это – для одной находки!
Синантроп (500-600 000 лет), Питекантроп (700-800 000 лет), Хабилис (1- 1,5- 2 млн. лет). Далее – жалкие куски костей, кажется, австралопитековых. И так до 5 млн. лет. Но австралопитеки – это бипедальные обезьяны. Еще не Люди.
И это – все!

2. Угли, пеплы и иные следы огня. Страшно сказать, но ведь Дэвидсон Блэк два года копал отложения пещер под Пекином, Чжоукоудянь. И только на третьем году раскопок кто-то из работавших у него китайцев обратил его внимание на мелкие угольки и следы пепла в раскапываемом «культурном слое»! Позднее выяснилось, что в Чжоукоудяне слой с пеплами и угольками насчитывал более 25-27 метров мощности! Значит, в пещерах у Синантропов огонь непрерывно горел в течении тысячелетий!
Насколько знаю, в Африке следы долго горевшего на одном месте костра датированны одним миллионом лет (Е.Н. Мащенко).
Надо только быть внимательными при раскопках инситных, не переотложенных, местонахождений, и искать, искать. Ждать, и снова искать!

3. И, наконец, нетленное. То, что практически невозможно истребить. И что на научном жаргоне называется словом: артефакт. Это – почти вечное, непобедимое временем – орудия из кремня, кварцита, обсидиана, кварца, халцедона. Из любых иных силикатов и других твердых горных пород, намеренно выбранных людьми, потверже и получше качеством.
Это – почти вечно. Почти неистребимо. Только что, если намеренно размолоть в шаровой мельнице. Или просто выбросить. Или положить в шкаф и забыть.
Будут валяться на земле и в земле. В любых условиях. В воде, сырости, сухости, в песке и на песке под раскаленным солнцем пустыни, в промороженой тундре, во льдах Гренландии. Где угодно. Лежат себе и ждут. Ждут Человека. Могут ждать тысячи и миллионы лет.
Это то, что практически нельзя не найти. Только, если – нарочно.

Но у каменного инвентаря есть один серьезный недостаток. Хорошо объясненный в сказке Льва Кассиля. Молодой папаша, который делал только детали на заводе, понатаскал их и попросил дружка – механика собрать детскую кроватку. И через недели три приятель пожаловался, что уже пятый раз собирает, но всегда получается пулемет.
Кремень, кварцит и обсидиан диктуют делать прежде всего ножевидные пластины, ножи и наконечники со скребками, да рубила и топоры. Очень много, но однотипно.
Возможно, с уровня обработки, какой был в салютре, и можно уловить разницу культур. Да и то – едва ли.
Вот, когда дело доходит до керамики, металла и культуры – иное дело. На одной керамике можно очень много понять.
Взять хотя бы эпизод, рассмотренный В.И. Гуляевым в книге «Америка и Старый Свет в доколумбову эпоху», где в главе «Плавали ли древние в Америку», сообщается, что контакты через Берингию прослеживаются с конца палеолита до европейской колонизаци. Это были связи северных азиатов с северными индейцами.
Но в 1956 году эквадорские археологи нашли, что «жители Вальдивии уже на рубеже IV-III тысячелетий до н.э. научились изготовлять прекрасную глиняную посуду разнобразной формы и с разнообразной орнаментикой. В то же время все другие синхронные с Вальдикой культуры американских индейцев были еще докерамическими. Вполне естественно, что вопрос о происхождении вальдивийской керамики привлек внимание исследователей. Вероятно, он так и остался бы нерешенным до сих пор, если бы в один прекрасный день ... под лопатой рабочего-индейца не появился красный глиняный сосуд с высокой угловой ручкой, испещренной замысловатой резьбой. Он имел поразительное сходство с кувшинами культуры эпохи Среднего Дзёмона (Япония)». с. 157.
В конце концов, выяснилось даже, что приплывшие японцы были с острова Кюсю. Это – хороший пример, насколько керамика более «болтлива», чем каменные орудия.
Золото инков – не спутать ни с чем. Но его почти все перелили на слитки и монеты.
Но и крупная скульптура очень «разговорчива». В свое время меня постыдно подвела недооценка гения Тура Хейердала. Все было «забито» тем, что жители острова Пасхи физиономически – полинезийцы. И маориец Те Ранго Хироа (Питер Бак) понимал их и говорил с ними без переводчика.
Но из двух народов, которые исходно населяли остров, один, скульпторы (инки), был поголовно истреблен полинезийцами. С ними угас и их язык. А навыки работы с камнем и письменность – остались.

Но «нарочно не найти» – не для людей, которые занимались исследованием истории человечества. Эти – практически все, как на подбор, были Романтиками в самом высочайшем смысле этого слова.
Эжен Дюбуа. Выучился и стал медиком. А затем поступил врачом на флот и отправился в тропики. Чтобы найти там, где, по его мнению, прежде всего, следует искать, переходное звено между обезьяной и человеком. Еще в юности прочитал только что опубликованное «Происхождение видов» Чарльза Дарвина. На Яве, которая ему показалась очень подходящим для поисков местом, остался. И нашел в местечке Триниль первые останки Питекантропа. Черепную крышку и бедро. Привез в Европу. В 1894 году описал Pithecanthropus erectus.
И разразился всем известный дикий скандал. Крупнейший медик Германии сказал, что черепная крышка – от гигантского гиббона, а бедро – современного человека.
Первый скандал из многих.
Когда в XIX веке в Германии, в пещере долины Неандер, был найден скелет очень странного человека, который с тех пор так и называется – Неандерталец, первое, что было сказано тем же высочайшим специалистом: «Да это же просто останки русского казака. Он либо по пути в Париж, либо на обратном пути, отстал от своих, потерялся, залез в пещеру и там умер, бедолага».
И никакие странности морфологии черепа и скелета не помешали великому медику произносить эти слова.
И позднее, все наиболее крупные и принципиально важные находки останков древних людей, как по заказу, всегда встречались в штыки, и всегда сообщения о них вызывало безобразные скандалы.
Не обошлась без скандалов и история находки Девидсоном Блэком Синантропа. Когда Блэк нашел первый зуб Синантропа, он оправил его в серебро и на часовой цепочке провез по едва ли не всем штатам Америки, разыскивая поддержку, и моральную, и денежную. Нашел, как всегда, с большим трудом. Провел одни из самых величайших в мире раскопок такого рода. Нашел в конечном счете останки около 50 синантропов! В последний раз колекцию Синантропов Девидсона Блэка видели аккуратно упакованными в ящики японцами. И с тех пор их никто не видел. Хорошо, что Вейденрейх все последние годы своей жизни изучал их, рисовал, делал слепки со всех лучших образцов. Ведь это все, что от Синантропов Девидсона Блэка осталось!
Потом был великий Луис Лики, а с ним Мэри и Ричард Лики.
Одного крика с Зинджантропом и Хабилисом достаточно, чтобы навсегда бросить таким скандальным делом заниматься.
Так нет. И семью свою подключил к этим делам. Да еще молодых девушек – Дайану Фосси и Джейн Лавик-Гуддол совратил на занятия приматологией!
Когда я несколько лет назад, в лаборатории М.М. Герасимова, рассказывая об Исторической зоогеографии, сказал, что в Австралии был найден петроглиф, сделанный, несомненно, австралийскими аборигенами (заметка в дайджесте так и называлась: «Австралийскому искусству 60 000 лет»). И что датировка слоя, в котором под петроглифом были найдены самые нижние артефакты, возрастом более 116 000 лет. И что это блестяще совпадает с датировкий нижнего прослоя глин в нескольких высохших озерах Центральной Австралии, где, в отличие от нижележащих глин, концентрация древесной золы была на порядок больше. С датировкой – 120 000 лет.
В Австралии буш горел всегда. Австралийская растительность недаром называется пирофильной. И с этого времени, датированного 120 000 лет, буш горит непрерывно и по сию пору. Видел этот ужас сам. И работал зимой в лаборатории Тима Фланнери, у которого в то австралийское лето на окраине Сиднея сгорел дом, пока Тим был в экспедиции.
Я получил настоятельный вопрос от очень деликатного и приличного, грамотного молодого человека: А не могло ли так быть, что орудия эти попали ниже того уровня, где были раньше? Ведь не может же быть, чтоб аборигены прибыли на континент 120 000 лет назад, как я говорю. Этого просто не может быть!

Если вы полагаете, что сказанное выше – просто сказки, прочитайте в книге Майкла Кремо и Томпсона раздел, в названии которого есть слова: «научная вендетта».
Суть его проста. На острове в озере Гурон были найдены орудия в ледниковых отложениях висконсина. В висконсинском тиле. То есть, орудия возраста 250 000 лет. Четверть миллиона! Но так как «этого не может быть», автора находки выставили с работы. А полученные результаты просто запретили публиковать. Из стоянки же сделали объект туристического шоу: «Приезжайте к нам пособирать индейские древности». Здесь только последняя фраза в кавычках моя. Правдивость остального можете легко проверить сами.

Но в истории и помимо собственно антропологов, приматологов и врачей, были весьма занимательные люди. В конце XIX – начале ХХ века в Аргентине работал дон Флорентино Амегино. Затем к нему присоединился младший брат, дон Карлос.

Для того, чтобы лучше себе представить этих двух исследователей, самое правильное – привести некоторые данные о них из замечательной книги Дж. Г. Симпсона (1983):
«Среди обнаруженных Дарвином местонахождений ископаемых остатков было одно, которое называли уже тогда и называют до сих пор Монте-Эрмосо – «красивый холм». Спустя 54 года этот холм посетил Флорентино Амегино (Florentino Ameghino), 33-летний аргентинец, который стал, на свой лад, верным последователем Дарвина. Флорентино и его младший брат Карлос, сыновья итальянских эмигрантов, выросли в Лухане, городе, расположенном в пампе недалеко от Буэнос-Айреса. В этой местности с давних пор находили остатки древних млекопитающих. Эти кости так притягивали мальчиков Амегино, что они решили посвятить свою жизнь изучению подобных чудес и тайн. И вот 4 марта 1887 г. Флорентино, сидя на холме Монте-Эрмосо, писал (по испански):
Монте-Эрмосо! В конце концов, вся красота этого холма – в его названии. Это ряд полузакрепленных дюн высотой 30 с лишним метров, на самой высокой из них – маяк, поставленный для того, чтобы предотвращать кораблекрушения, столь частые у этого побережья. Пустынное и уединенное место, выжженное солнцем и выглаженное ветрами, швыряющими тебе в лицо раскаленный песок, место без воды и без пастбищ, а если кой-где и встречаются растения, то они жесткие и колючие, как мебельные гвозди...
Однако это место, находящееся вдали от всякой цивилизации, затерянное в краю, почти непригодном для жизни, для натуралиста – пусть некрасивый, но золотой холм, холм жизни, доселе неведомой, мертвой, если хотите, но оживающий на наших глазах под ударами кирки по склону.
Настанет день, когда о Монте-Эрмосо напишут монографию, но было бы эгоистичным держать до тех пор про себя итоги тех открытий, которые я здесь сделал, и те соображения, которые столь настойчиво возникают в моем мозгу при виде найденных здесь остатков животных и слоев, в которых они были погребены...
По-видимому, почти все ископаемые млекопитающие Монте-Эрмосо – это доныне неизвестные виды и часто даже роды, резко отличные от найденных в пампасской формации... Они образуют настоящую переходную фауну, чей облик, при всем его своеобразии, напоминает, с одной стороны, фауны нижнего пампасия Буэнос-Айреса и Ла-Платы, а с другой – те, которые известны из значительно более древних ... Параны» (Ameghino, 1916, с. 331-333). с. 17-18.
«Сам Флорентино до 1887 г. собирал фауну мало, а впоследствии не собирал почти ничего. В самые напряженные для братьев годы он упорно работал, чтобы обеспечить себя и Карлоса минимальными средствами к жизни. Большую часть этих лет он провел в городе Ла-Плата. Там он трудился дни и ночи напролет, описывая и осмысливая материалы, поступавшие в большом количестве, почти все – от Карлоса, который был опытным сборщиком еще до поездки в Патагонию.
Взгляды и работы Флорентино несли на себе отпечаток некоторой провинциальности, и кое-кто из его критиков считал его довольно наивным, слабо образованным исследователем-самоучкой – autodidactico, по несколько презрительному выражению аргентинцев. Его формальное образование и в самом деле не было особенно впечатляющим, но, подобно многим ученым, действительно добившимися успеха, он никогда не переставал учиться, и его познания выходили далеко за пределы пампы. Еще не достигнув тридцати лет, но будучи автором нескольких научных работ, он провел три года во Франции. Там он встречался со многими выдающимися учеными и работал, в частности, с Полем Жервэ (Paul Gervais), одним из величайших палеонтологов ХIХ века.
Он женился на француженке Леонтине Пуарье и впоследствии с ее помощью опубликовал одну из своих наиболее важных работ на хорошем французском языке, что сделало ее доступной для более многочисленных читателей. Он поддерживал переписку с большинством ведущих палеонтологов восьмисотых и девятисотых годов. В честь многих из них он дал названия ископаемым млекопитающим, как, например, Edvardocopeia, Guilielmoscottia, Henricosbornia и Othnielmarshia – в честь североамериканских палеонтологов; Asmithwoodwardia, Guilielmofloweria, Oldfieldthomasia, Ricardolydekkeria, Ricardowenia и Thomashuxleya – в честь некоторых палеонтологов Великобритании; Albertogaudrya, Amilnedwardsia, Edvardotrouessartia, Henricofilholia и Paulogervaisia – Франции; Carolozittelia, Ernestokokenia и Maxschlosseria – Германии.
Этот список странных и довольно трудно произносимых названий приводится здесь по нескольким причинам. Первая заключается в том, что это своего рода реестр великих современников братьев Амегино, знакомых с их работой. Все они занимают весьма достойное место в истории науки: Коп (Cope, 1840-1897), Скотт (Scott, 1858-1947), Осборн (Osborn, 1857-1930), Марш (Marsh, 1831-1899), Смит-Вудвард (Smith-Woodward, 1864-1944), Флауэр (Flower, 1831-1899), Томас (Thomas, 1858-1929), Лайдеккер (Lydekker, 1849-1899), Оуэн (Owen, 1804-1892), Гексли (Huxley, 1825-1895), Годри (Gaudry, 1827-1908), Милн-Эдвардс (Milne-Edwards, 1835-1900), Труессар (Trouessart, 1842-1927), Филхол (Filhol, 1843-1902), Жерве (Gervais, 1816-1879), Циттель (Zittel, 1839-1904), Кокен (Koken, 1860-1912), Шлоссер (Schlosser, 1854-1932). Флорентино назвал так же один род в честь своего брата и сотрудника: Caroloameghinia. Даты жизни Карлоса – 1865-1936. Год рождения самого Флорентино точно неизвестен, но скорее всего он родился в 1854 г., а умер в 1911 г.» с. 19-20.
У дона Флорентино был очевидный дефицит греческих и латинских названий. Ведь ему надо было называть сотни новых родов зверей самого разного возраста.
Но у него было много хороших друзей, коллег и предшественников, которых он любил, чтил и уважал. Именно поэтому и появился этот длинный список трудных и для чтения, и для написания редкостных новых названий. С моей точки зрения, у этих названий есть одно важное достоинство. Они, как и требует Зоологический кодекс, абсолютно уникальны. Но список Симпсона неполон.
Наряду с Carolodarwinia, есть еще и Leontinia – в честь жены, друга и помошника.
Сам же Симпсон, в честь дона Флорентино ввел название Florentinoameghinia.

Относительно одного крупного североамериканского палеонтолога, надо привести цитату из Симпсона:
«В. Скотт не был в Патагонии и вообще не собирал ископаемую фауну в Южной Америке, но в 1900 г. он посетил Ла-Плату и Буйнос-Айрес, где изучал и фотографировал многие ископаемые остатки из коллекции братьев Амегино. Он сумел также завоевать и сохранить дружбу Флорентино, о котором много лет спустя писал в своей биографии:
«Единственным средством общения с (Флорентино) Амегино был плохой французский, на котором он говорил очень бегло, но поизнося слова так, как если бы они были испанскими. Постепенно, однако, мы достигли основ взаимопонимания и свободно обшались. Каждый день в половине пятого или в пять он обычно появлялся с подносом для приготовления чая (конечно, это был так называемый «парагвайский чай, мате», yerbe mate, а вовсе не чай). Я не мог позволить себе разочаровать его, признавшись, сколь велико мое отвращение к этому напитку, и невозмутимо поглощал две большие чашки. Во время чаепития мы обсуждали проблемы палеонтологии, миролюбиво пререкаясь, поскольку не могли прийти к согласию ни по одному вопросу; и все же мы никогда не выходили из себя, и все наши споры всегда оставались в строго объективной плоскости ...
Я ехал в Ла-Плату с сильным предубеждением (против Флорентино Амегино), но после недолгого знакомства это предубеждение полностью развеялось. Я не просто испытывал к нему уважение за его героическую преданость науке, но стал ценить его работу, чего раньше не было.» [Scott, 1939, c. 251]
Через год после визита Скотта Амегино назвал одно из своих любимых ископаемых млекопитающих Guilielmoscottia.
Большая часть ископаемых остатков млекопитающих, собранных Хэтчером и его сотрудниками, принадлежала к фауне, которую сейчас называют сантакрусской. В 1904 г. (опубликовано в 1905 г.) Скотт говорил о них на VI Междунардном зоологическом конгрессе следующее: «При взгляде на серию характерных сантакрусских млекопитающих нас сразу поражает своеобразие этого сообщества: ни один род этих млекопитающих не встречается нигде в северном полушарии, и, что еще более удивительно, эта фауна отличается от северных фаун не только на уровне семейств и родов, но и на уровне отрядов».

Эти слова, произнесенные другом Амегино, прозвучали похоронным звоном по его теории аргентинского происхождения многочисленных групп млекопитающих во всех остальных частях земного шара. В немногие оставшиеся ему годы жизни Амегино не отказался от своей теории: другие же палеонтологи пришли к выводу, что необычайная, уникальная природа многих южноамериканских млекопитающих делает их, равно как и посвященные им исследования Амегино, еще более ценными и интересными.
Хэтчер и его сотрудники собрали так же большую коллекцию беспозвоночных, главным образом раковин, из морских отложений, залегавших ниже сантакрусских слоев, из которых происходили ископаемые млекопитающие. Эта морская фауна нанесла второй сокрушительный удар по системе взглядов Амегино, так как служила решающим доказательством того, что раньше только подозревали, а именно, что возраст, который Амегино приписывал своей фауне, в действительности был сильно удревнен. Немецкий палеонтолог Арнольд Эдвард Ортман (Arnold Edward Ortmann), ... изучив этих морских ископаемых, установил, что они, по всей вероятности, относятся к раннему миоцену и, во всяком случае, жили на десятки миллионов лет позднее эоцена – возраста, который приписывал им Амегино. А поскольку сантакрусские млекопитающие жили позднее, чем эти морские животные, они так же не могли относиться к эоцену». (Симпсон, с. 23-24).

«Честь последнего вклада в построение основного фундамента принадлежит одному великому французскому палеонтологу, который, как и Скотт, сам не собирал остатки южноамериканских млекопитающих и даже в отличие от Скотта никогда не был на этом континенте. Это (Жан) Альбер Годри (Albert Gaudry), который в поздние годы своей жизни увлекся открытиями, сделанными братьями Амегино. Он попросил своего молодого друга, Андре Турнуера (Andre Tournouer), который в то время работал в Аргентине, поехать в Патагонию и собрать там ископаемые остатки «во славу французской науки». Турнуер ответил: «Я охотно поеду в Патагонию; Парижский музей получит эти ископаемые остатки». И музей их получил. Турнуер подружился с обоими братьями Амегино и начиная с 1898 г. провел пять экспедиций в Патагонию, собирая на местонахождениях, указанных ему Карлосом. Кроме нескольких коротких заметок, вышедших примерно в1902 г., Годри посвятил ископаемой фауне, собранной Турнуером, ученые записки, пять томов которых вышли в 1904-1909 гг. Он намеревался продолжать, «если Бог даст мне пожить», но Бог не дал – Годри умер в 1908 г. в возрасте восьмидесяти одного года.
Следует сказать, что хотя братья Амегино враждебно реагировали на незаслуженные проявления антагонизма, они выказывали сердечность и готовность помочь каждому, кто, подобно Скотту и Турнуеру, относился к ним с дружеской учтивостью даже в тех случаях, когда не был с ними согласен. Таким образом, братья Аменино сами внесли, пусть косвенный, но реальный вклад в исправление того, что по прошествии многих лет мы рассматриваем как ошибки в некоторых из их построений.
Хотя у Годри в его серии записок по ископаемым Патагонии есть и две более поздние статьи, наиболее важная сводка была опубликована им в 1906 г. под названием «Исследование части антарктического мира» (Gaudry, 1906). Он писал тогда: «Нет ни одного животного из десеадия или сантакрусия, которое мы могли бы рассматривать как происходящее из северного полушария.»
Годри ввел названия «касамайор» и «десеадо» для обозначения геологических формаций: теперь мы называем касамайорием и десеадием геологические века, а фауну млекопитающих, существовавших в Южной Америке на протяжении этих веков, - касамайорской и десеадской. Термин «сантакрусий», который используется сходным образом, уже применялся братьями Амегино и был принят Годри.

Дальше в той же самой публикации Годри писал, что «Центральной Америке происходило погружение [суши], которое продолжалось до начала плиоцена; а затем Центральная Америка образовала мост между Северной и Южной Америкой, которые долгое время были [отдельными] континентами. Но в сантакрусскую эпоху мост не существовал». (Симпсон, с. 25-26).

«Годри писал так же, что «некоторые признаки наводят на мысль о связи Патагонии с Австралией, хотя мы и не знаем, в какую эпоху это было». Те конкретные признаки, на которые ссыдается Годри, по-видимому, не подтверждают его предположения, но, как будет показано на следующих страницах, история сумчатых действительно указывает на то, что что в некое отдаленное время существовала какая то ограниченная «связь» между Южной Америкой и Австралией. Далее Годри полагал, что Южная Америка и Австралия когда-то были частями антарктического континента. Доказательства в пользу этой идеи, имевшиеся в 1906 г. были недостаточными, но современные исследования действительно показывают, что некогда и Южная Америка, и Австралия если и не были частями Антарктиды, то по крайней мере были связаны с ней более тесно.
[Сейчас можно только поражаться прозорливости Годри, так как «допрос с пристрастием» всей маммальной фауны, известной уже в первой половине ХХ века, (список Симпсона 1945 г., с данными, в основном, на конец 30-х годов) позволил нам с А.С. Раутианом показать, что связь эта была в позднем триасе, а в начале юры изолированные Южная Америка, Австралия и Антарктида составляли единое целое.]
Годри отметил, что грызуны (плацентарные) впервые появились в Южной Америке в десеадии (на это указывают и современные данные), и после обсуждения различий десеадской фауной и любой другой фауной северного полушария добавил в подстрочном примечании: «грызунов я оставляю в стороне, поскольку не знаю, откуда они пришли». Сейчас это это примечание кажется и мудрым, и забавным, поскольку (как будет показано в дальнейшем) в настоящее время ряд палеонтологов полагают, что они знают, откуда пришли грызуны, но страстно спорят друг с другом по поводу того, откуда именно.
[Спор по поводу вторжения грузунов из Африки или Северной Америки, идет и сейчас. Он был решен нами в 70-е годы в пользу Северной Америки. Но Историческая зоогеография, опубликованная нами с А.С. Раутианом в 80-90-е годы ХХ века игнориуется всеми биологами].
Здесь снова можно сделать краткую ссылку на У.Б. Скотта. В 1932 г. он окончательно завершил большую серию исследований по сантакрусским млекопитающим и высказал некоторые общие замечания по истории фаун Южной Америки (Scott, 1932). Он подчеркнул их своеобразную природу и приписал ее, как сейчас делают все, длительной изоляции континента. По его мнению, Южная Америка некогда была связана с Африкой и Австралией, с последней – через Антарктиду, а так же была связана сушей с Северной Америкой «почти наверное» в позднем мелу, а, «возможно», и в палеоцене. Для последней эпохи, как он отмечал, в то время не было прямых данных по ископаемым млекопитающим. Как будет показано в соответствующем разделе книги, теперь ясно, что в своих окончательных выводах Скотт был по большей части прав, что эти выводы частично предвосхитили результаты более поздних открытий и исследований и что, хотя они и были кое в чем ошибочными, эти ошибки не были вопиющими». (Симпсон, с. 27-28).

Давайте рассмотрим в систематическом порядке, что нам известно о млекопитающих Южной Америки, от мезозоя к современности.
«Итак, имеющаяся на сегодня позитивная информация по истории млекопитающих Южной Америки начинается с жалкой горстки фрагментарных остатков млекопитающих из позднемеловых слоев. Они были собраны в 1965 и 1967 гг. французской экспедицией в Перу, на невероятно высоком плато в Андах, недалеко от озера Тити-кака, рядом с небльшим озерцом Лагуна Умайо. Первая находка представляла собой фрагмент нижной челюсти с задней половиной первого моляра и передней половиной второго моляра. Позднее был найден небольшой фрагмент верхнего моляра, принадлежащего, по-видимому, тому же виду. Весьма вероятно, что это животное относилось к примитивным копытным млекопитающим, кондиляртрам, и до некоторой степени напоминало дидолодонтид – семейство кондиляртр, известное из более поздних фаун. Оно мало похоже на все то, что известно из более позднего мела Северной Америки, но несколько напоминает некоторых более поздних (палеоценовых и эоценовых) североамериканских, европейских и азиатских кондиляртр. Французский палеонтолог Луи Талер (Louis Thaler) назвал его Perutherium altiplanense.
Остальные экземпляры этой коллекции представляют собой фрагменты одиннадцати крошечных зубов, все в той или иной степени обломанные и неполные, и два фрагмента нижних челюстей с остатками корней, но без коронок зубов. Все эти остатки, насколько их вообще можно определить, принадлежат примитивным опоссумам, членам семейства Didelphidae. ... Они настолько похожи на зубы некоторых из многочисленных опоссумов, известных из позднего мела Северной Америки, что описавший их Бернар Сигэ (Bernard Sige) из Монпелье (Франция) отнес наиболее характерные фрагменты к роду Alphadon, лучше представленному в меловых отложениях Северной Америки. Другой интересный факт, связанный с этой скудной выборкой столь древней фауны, заключается в том, что, судя по этим мелким обломкам зубов, в ней был по крайней мере один опоссум, явно отличающийся от первого». (Симпсон, с. 44-45).

Суммируя сказанное выше, отметим, что в позднем мелу Южной Америки нам известны:
ordo Marsupicarnivora Ride, 1964
 subordo Dasyuromorphia Gill, 1872
   familia Didelphidae Gray, 1821
    genus Alphadon Simpson, 1927

ordo Condylarthra Cope, 1881
 familia Didolodontidae Scott, 1913
  genus Perutherium Thaler, 1967

«В меловое время в Южной Америке несомненно уже существовали и некоторые другие млекопитающие, но в сущности на сегодня нам известны лишь следующие формы: очень примитивное копытное, которое могло быть предковой формой многочисленных и разнообразных более поздних южноамериканских копытных, и некоторые примитивные опоссумы (сумчатые), которые, возможно, были предковыми, или близкими к предковым, формам многочисленных и разнообразных более поздних южноамериканских сумчатых. Судя по тому, что мы знаем о более поздних фаунах Южной Америки, следовало ожидать, что в меловой период там существовали именно такого рода млекопитающие, так что подобное подтверждение само по себе приятно». (Симпсон, с. 45).

Прервемся ненадолго и посмотрим список крупных групп, которые должны были вселиться в Южную Америку из Северной в конце раннего мела:

Pantodonta: Bemalambdodonta, (Alcidedorbignya: Bolivia, El Molino)
Xenarthra: Tardigrada,
Myrmecophagidae,
Condylarthra: Mioclaeninae, (Pucanodus, Tiuclaenus: Bolivia, El Molino)
Periptychidae, (Mimatuta: N. Am.K-Pg; Bolivia, El Molino)
Notoungulata: Notostylopoidea
Rodentia,
Primates: Tarsiiformes.

Из Южной Америки в Северную в это же время должны были проникнуть только несколько групп семейства Didelphidae.

ordo Xenarthra Cope, 1889
subordo Vermilingua Illiger, 1811

Если обратиться к самой экзотической группе южноамериканских млекопитающих – ксенартрам, то надо отметить,что муравьедов известно три современных рода – два древесных и один наземный – гигантский муравьед. В Южной Америке в ископаемом состоянии найден только наземный – гигантский, Myrmecophaga Linnaeus, 1758 – в раннем миоцене (сантакрусии). А единственный полный скелет среднего муравьеда был найден в уникальном среднеэоценовом местонахождении Мессель, в Германии. И он настолько похож на южноамериканский род Tamandua, что его назвали Eurotamandua Storch, 1981.

«Ископаемые даные по муравьедам крайне неполны. Эти животные известны начиная с сантакрусия, но, должно быть, возникли гораздо раньше. Известные ископаемые формы уже не имели зубов, были меньше размером, чем Myrmecophaga, и морда у них была короче, но все же удлиненная. Происхождение их от примитивного броненосца, лишенного щитков или сбрасывающего щитки, допустимо, но недоказуемо. Общее происхождение с ленивцами, независимое от броненосцев, едва ли допустимо». Симпсон, с. 97.

subordo Phyllophaga Owen, 1842
«Все ксенартры – необычные и интересные животные, но ленивцы представляют собой во многих отношениях самую необычную и интересную группу. Они прошли в Южной Америке длительную историю и в конце концов расселились по всему континенту – от северного конца до южного и от западного края до восточного. Они были первыми ксенартрами, а фактически первыми из коренных южноамериканских млекопитающих, которые достигли Северной Америки, где они также расплодились и широко расселились. Они играют заметную роль в истории науки, а так же в изучении таких интересных вопросов, как время появления человека в Западном полушарии или причины вымирания животных.

Гигантский ленивец был первым ископаемым млекопитающим, полный скелет которого был собран и выставлен для обозрения. Этот скелет был найден около Лухана в Аргентине, что само по себе примечательно, поскольку едва ли можно считать простым совпадением, что мальчики Амегино, впоследствии прославившиеся сборами и описаниями ископаемых млекопитающих, выросли в Лухане. Несомненно, к этому занятию их притягивали местные находки, начавшиеся почти за сто лет до их рождения. Тот скелет, о котором шла речь, был отослан в 1789 г. в Мадрид, где он находится и по сей день. Он был описан и изображен в большом труде Жоржа Кювье, который был первой вехой в истории палеонтологии позвоночных, и назывался «Исследования ископаемых костей четвероногих, в которых воссоздаются особенности некоторых видов животных, по-видимому, уничтоженных происходившими на земном щаре революциями». Описание скелета приводится в главе «О мегатерии, другом животном из семейства ленивцев, но размером с носорога, почти полный ископаемый скелет которого хранится в королевском кабинете естественной истории в Мадриде». Труд вышел в свет в 1812 г.

В Северной Америке изучение ископаемых ленивцев начал Томас Джефферсон (Thomas Jefferson), посвятив им доклад, прочитанный в Американском философском обществе в 1797 г. и опубликованный в 1799 г. Среди имевшихся у него ископаемых остатков был большой коготь (концевая фаланга), и Джефферсон назвал его обладателя мегалоникс, или «большой коготь». Он полагал, что эта кость принадлежит большой кошке размером примерно втрое крупнее льва. Джефферсон обладал блестящим умом и огромной эрудицией, но был слабым натуралистом и еще более слабым морфологом. Одной их его странностей как натуралиста была твердая вера, что Господь Бог не допустил бы, чтобы какое-нибудь животное вымерло; поэтому «большой коготь» должен по-прежнему обитать где-нибудь в диком состоянии. Друг и соратник Джефферсона, Каспар Уистар (Caspar Wistar), несравненно более умудренный в подобных делах, опубликовал в 1799 г. заметку, в которой указал, что Megalonyx (название, теперь уже закрепленное в номенклатуре) был ленивцем. Оттуда Кювье и позаимствовал это название. ...
Первые наземные ленивцы, положение в системе и возраст которых твердо установлены, происходят из десеадия. Найденные экземпдяры неполны, но они указывают на то, что основное разделение на Mylodontidae и Megalonychidae к тому времени уже произошло. В сантакрусии присутствовали уже все три семейства наземных ленивцев, но Megalonychidae гораздо более обычны в коллекциях и сохранность их лучше. Тогда это были довольно мелкие и, возможно, полудревесные животные, хотя разговорное название «наземные ленивцы» распространено и на них. ...
Сам Megalonyx известен главным образом их плейстоцена Северной Америки; ареал этого животного на севере доходил до Аляски, но остатки его найдены и в бассейне Амазрнки. Вопреки мнению Джефферсона он полностью вымер в конце плейстоцена, т.е. около 10 тысяч лет назад, как почти и все наземные ленивцы. ...

Уже в сантакрусии Megatheriidae были крупнее, чем Megalonychidae, а в плейстоцене они стали настоящими гигантами, действительно достигая размеров носорога, как писал Кювье ... Два самых крупных вида, обычных для плейстоцена обоих континентов, теперь части помещают в два рода – Megatherium («большой зверь») и Eremotherium («пустынный зверь», хотя он жил не только в пустянях и, вероятно, не был для них типичен). Эти два вида столь похожи друг на друга, что, по-видимому, могут служить иллюстрацией к приведенному выше суждению, что если два животных можно отличить друг от друга, то они принадлежат к разным родам. Коренные зубы мегатериид были почти квадратные в поперечном сечении, и у более поздних форм на них при стирании образовывались поперечные гребни. При таких крупных размерах эти животные несомненно не могли вести даже полудревесный образ жизни. Возможно, что, имея очень крепкие, но относительно короткие задние ноги, они иногда, а может быть и постоянно, ходили на двух ногах» Симпсон, с. 91-93.

Два ныне живущих рода помещают в одно и то же семейство Bradypodidae; но некоторые детали, понятные лишь специалистам, позволяют предположить, что Choloepus, возможно, произошел от какого-то примитивного представителя Megalonychidae, а Bradypus – от одного из представителей ранних мегатериид, близкого к нотротериям. Если бы нашлись факты, подтверждающие такое предположение, эти роды следовало бы поместить в разные семейства, однако, если они действительно возникли от столь разных корней, то для возникновения существующего между ними очень близкого сходства потребовлась бы очень сильная конвергенция.» (Симпсон, с. 95.)
Несомненно, что древесные ленивцы, от которых, ведут свое начало все группы наземных ленивцев, практически неизвестны в ископаемом состоянии, кроме, быть может, плейстоцена. В то время как наземные ленивцы хорошо известны с начала кайнозоя, с палеоцена.

За пределами Южной Америки наземные ленивцы известны только в Азии, в Китае и Монголии. По иронии судьбы, первый несомненный наземный ленивец (неполный скелет) был найден в 70-е годы в Монголии и не описан по сию пору.
Вторая форма (почти полный скелет с черепом) была найден в Китае и описан в 1979 году Динь Суином как Ernanodon antelios Ding Su-yin, 1979. Ernanodon – несомненно новая форма азиатского наземного ленивца, а монгольская форма – вторая, отличная от Ernanodon, так как у эрнанодона два гребня на лопатке, в то время как у монгольской форма – только один.

Эрнанодона Симпсон рассматривает в своей книге, опубликованной в 1980 г., отмечая при этом, что «Лишь о немногих из его производных или специализированных признаков авторы уверенно говорят как о ксенартровых. Среди них заслуживают внимания «зачатки сочленения ксенартрового типа на последних грудных позвонках» и наличие двух гребней на лопатке. В Южной Америке такого типа сочленения позвонков находятся в это время не на зачаточной стадии, а уже достиг полного развития. Лопатка с двумя гребнями, хотя и заставляет задуматься, не может быть убедительным доказательством. Не у всех Xenarthra имеются два четко выраженых гребня, тогда как такие гребни присутствуют у -55- представителей других групп, в том числе и у некоторых насекомоядных». (Симпсон, с. 54-55.)
Череп эрнанодона не оставляет сомнений в том, что это – ксенартр, а именно – наземный ленивец. Судя по поврежденной челюсти, монгольский ксенартр – еще один азиатский наземный ленивец.
Asiabradypus был описан из палеоцена Казахстана Л. Несовым в 1987 г.

«Ныне живущие ленивцы относятся к двум родам: Bradypus с несколькими видами, которые в просторечии называются ай, или трехпалыми ленивцами, и Choloepus с двумя видами, известными в просторечии как унау, или двупалые ленивцы (имеется в виду число пальцев на передних конечностях; на задних у обоих родов по три пальца). Все виды ведут строго древесный образ жизни и обычно висят спиной вниз под ветвями, уцепившись за них огромными, сильно загнутыми когтями. ...
[Здесь надо еще раз напомнить, что все наземные ленивцы, несомненно, происходят от древесных.]

subordo Dasypoda Hoernes, 1886. Пока – абсолютные эндемики Южной Америки.
Здесь надо сказать, что незадолго до кончины, В.Ю. Решетов рассказал, как его отряд в Монголии нашел странный костяной шар величиной с футбольный мяч. Он был распрепарирован и выброшен препаратором по кускам, «прежде, чем я успел сообразить, что, возможно, это был палеоценовый монгольский броненосец». Утраченного не вернешь, но впредь надо быть внимательнее и в Монголии, и в Китае.

subordo Glyptodontia Ameghino, 1889
Два рода южноамериканских зверей, описаных по изолированным зубам, из-за сходства поверхности эмали с эмалью мультитуберкулят, европейскими палеонтологами были сочтены «гипсодонтными мультитуберкулятами». Рода это - Gondwanatherium Bonaparte J.F., 1986, из верхнего мела, и Sudamerica Scillato-Yane, Pascual, 1984, из палеоцена Южной Америки. Причем зубы Sudamerica в первоописании были определены как зубы Edentata. На наш взгляд, эти странные гипсодонтные зубы почти наверное принадлежали эдентатам, точнее – древним глиптодонтам. Было бы истинным чудом, если единственные гипсодонтные мультитуберкуляты были найдены в Южной Америке, где, кроме них, нет никаких следов присутствия мультитуберкулят, характерных только для фаун северного полушария и имеющих исключительно брахиодонтные зубы.

«Среди ископаемых остатков млекопитающих, собранных в Аргентине Дарвином в 1833 г. был фрагмент глиптодонта; в 1838 г. Ричард Оуэн (Richard Owen), в ту пору друг Дарвина, но позднее его ожесточенный оппонент, ввел родовое название Glyptodon, давшее имя всей группе животных, рассматриваемой теперь как семейство Glyptodontidae. Название это составлено из древнегреческих корней, означающих «резные зубы». Зубы действительно уникальные, и даже один отдельный зуб можно безошибочно узнать. У всех глиптодонтов отсутствуют передние зубы, резцы или клыки, но имеется ряд близко посаженых перетирающих зубов, которых обычно восемь. Они столбчатые, растут на протяжении всей жизни и состоят из трех лопастей каждый. У древних форм боковые стороны этих лопастей округлые, но у относительно поздних они более угловатые. Зубы лишены эмали, но у всех форм, кроме самых древних, на зубах развиты полоски из более прочного дентина: продольная, проходящая посередине, а поперек нее в каждой из трех лопастей – поперечная. При изнашивании зубов эти полоски возвышаются над остальным дентином в виде небольших гребней. Зубы в самом деле выглядят как резные.
Наиболее замечательная особенность глиптодонтов – не их зубы, но их броня; это были самые тяжело бронированые млекопитаюшие, когда-либо жившие на свете, поистине ходячие танки (рис. ?? глиптодонт и зуб). Голова их была увенчана костным шлемом, а тело сверху и с боков полностью покрыто костной мозаикой; в сантакрусское время в ней еще были участки, обладавшие умеренной подвижностью, но позднее она стала совершенно неподвижной. Хвост был целиком покрыт панцирем, состоявшим у некоторых видов в основном из подвижных колец, что придавало ему ограниченую гибкость, тогда как у других подвижными были только несколько проксимальных или передних колец, а за ними следовал совершенно сплошной конец, похожий на булаву, иногда, по-видимому, с роговыми шипами, хотя последние и не сохранились. У всех глиптодонтов хвост явно служил грозным оружием защиты. Казалось бы, благодаря такому оружию и броне они были надежно защищены от нападения, и тем не менее по неизвестным причинам они все вымерли.
Несмотря на то, что глиптодонты известны уже почти полтора столетия, что они присутствуют и обычно обильны во всех южноамериканских фаунах начиная с мастерсия и почти до современности (!), что им посвящена поистине обширная литература, как научная, так и популярная, их систематика не может нас полностью удовлетворить. ...
Крупнейший из плейстоценовых глиптодонтов достигал 3,5 м.
В плейстоцене глиптодонты расселились а Северную Америку, проникнув в районы, которые сейчас относятся к США, и стали довольно обычными в некоторых частях нынешних южных штатов, от Аризнны до Флориды. Один род был близко родственен или даже идентичен роду, известному из Уругвая, но три другие, отличающиеся более значительно, были, насколько это известно, распространены только в области, относящейся сейчас к США и Мексике». Симпсон, с. 88-90.
[Думаю, что причину вымирания глиптодонтов понять нетрудно. В плейстоцене эти малоподвижные «живые танки» встретились с современными людьми и никакие панцири не смогли их защитить, ни в Северной, ни в Южерй Америке. Они были такой-же легкой добычей, как и гигантские черепахи.
Только объединенние усилия человечества позволили сохранить гигантских наземных черепах на нескольких изолированных пятачках Земли (Галапагосы, Альдабра)]

Таким образом глиптодонты являются пока абсолютными эндемиками Южной Америки.

cohors Ungulata Linnaeus, 1766
ordo Notoungulata Roth, 1903
«Когда в 1903 г. Сантьяго Рот придумал это название, нотоунгуляты были известны только из Южной Америки. Теперь ... некоторые из них найдены также в Северной Америке и Азии, но название Notoungulata остается пригодным для группы, которая на протяжении всей своей известной истории была преимущественно южноамериканской.
По довольно консервативной системе, которой мы здесь следуем, выделяют всего 14 семейств нотоунгулят, в том числе семейство Arctostylopidae, не известное в Южной Америке. В риочикии и касамайории, то есть примерно в позднем палеоцене и раннем эоцене, можно различить 8 семейств. В то время все они были еще примитивными, и различия между ними были не очень велики. ... К десеадию ... семейства нотоунгулят стали более заметно отличаться друг от друга и явно заняли разнообразные экологические ниши. В дальнейшем происходило дифференцированное вымирание – своего рода прореживание. Из сантакрусия известно всего 5 семейств ... Из плиоцена ... известно только 3 семейства; все они дожили до плейстоцена, но затем вымерли». Симпсон, с. 110.

Надо сказать, что фактически, именно братья Амегино «сделали» палеонтологию млекопитающих Южной Америки. Дарвин собирал первых ископаемых млекопитающих только из пампасия, – плейстоцена.
Посмотрите любой приличный список ископаемых зверей Южной Америки, где указаны имена авторов, – и вы легко убедитесь, что это – факт, не требующий доказательств. Причем Флорентино Амегино подписывался просто: Ameghino, а Карлос – С. Ameghino.

Но в списке родов, описанных доном Флорентино, есть название, практически не находимое в литературе. Отсутствующее в самых полных мировых сводках и списках. Никем не поминаемое и не цитируемое. Напрочь забытое.
Название это – Tetraprothomo argentinus Ameghino, 1907.
И справедливо. Не может же быть, чтобы человеческие останки и каменные орудия были найдены в Южной Америке в раннемиоценовых отложениях! Этого не может быть, и этим все сказано.

Здесь следует сразу оговориться, что названия локальных формаций приводятся прежде всего потому, что абсолютные их датировки «плавают» в слишком больших пределах. И поэтому ограничиться только упоминанием возрастов, таких как: ранний миоцен или поздний плиоцен – при большом разбросе представлений о возрасте – значит просто запутаться самому и запутать читателя. Соотношение формаций и датировки их взяты из книг Симпсона и МакКенны и Белл, 1997.

Во избежании непонимания, здесь следует так же отметить, что автор придерживается точки зрения двух выдающихся американских биологов, Шалая и Дельсона, на классификацию человека. По зрелом размышлении я решил, что именно их точка зрения наиболее близка к правде. А, самое главное, такой подход заставляет относиться к нашим предкам максимально уважительно. Они успешно выживали в мире, который во многих отношениях был гораздо страшнее нашего.

Шалай и Дельсон положили, что все известные сейчас формы рода Homo относятся к одному виду: Homo sapiens. Начиная с Питекантропа. Я же полагаю, что можно, особенно после находки расы мелких людей на острове Флорес, начинать с Хабилиса.
Названия приводятся ниже, с указанием объема черепной коробки.
Список начинается с современных антропоидов, группы предковой гоминидам.

familia Hylobatidae:
   subfamilia + Pliopithecinae; подсемейство включает 3 трибы и более 10 вымерших родов
   subfamilia Hylobatinae
      genus Hylobates (Гиббоны; 5–7 видов)
         subgenus Bunopithecus (Хулоки;1 вид)
         subgenus Symphalangus (Сиаманги;1 вид)
         subgenus Nomascus (Номаскусы; 3–5 видов)

familia Pongidae:
      genus Gorilla Горилла (498 см3),
      genus Pan Шимпанзе (394 см3),
         subgenus Bonobo Бонобо (?300? см3)

familia Hominidae:
   subfamilia Oreopithecinae:
      Oreopithecus (N13; 8 млн. лет; ??? см3),
   subfamilia Australopithecinae:
      Australopithecus (N22; 3-1 млн. лет; 522 см3 {435-600 см3})
   subfamilia Homininae:
      genus Homo включает
         Архантропы:
            Homo sapiens habilis (N23; 1,5-1 млн. лет; 657 см3 {657-600 см3}),
            Homo sapiens erectus (N23; 1 млн. лет; 974, 869 см3 {775-975 см3}),
            Homo sapiens erectus floresiensis (18-13 тысяч лет; 380 см3),
         Палеантропы:
            Homo sapiens rhodesiensis (???см3),
            Homo sapiens neanderthalensis (1300-1500 см3) и
         Неантропы:
            Homo sapiens sapiens (около 1450 см3, но может быть до 2000 см3).

Все эти формы людей вымерли, кроме последнего подвида, к которому мы с вами и принадлежим.

Здесь просто необходимо вставить большой кусок текста, написанного для «Великолепной изолялии» Джоржем Гейлордом Симпсоном. Он принципиально важен.
«Хотя в других местах мастерсий существует, но все же непрерывноть между мастерсием [эоцен] и десеадием [олигоцен] нарушена, т. е. в последовательности датированных отложений и фаун существует перерыв.
В связи с этим возникает вопрос о так называемом дивисадерии [Divisadero Largo], о котором раньше упоминалось лишь мимоходом. На окраине Мендосы, аргентинского города, расположенного у подножья Анд, далеко на север от Патагонии, известна геологическая формация, названная дивисадеро-ларго («место, далекого обзора») по названию холма, сложенного ее породами. Породы эти состоят не из обломочных пород вулканического происхождения, как в десеадии Патагонии, а из песторцветных глин и песков водного происхождения. Они содержат небольшую, чрезвычайно своеобразную фауну млекопитающих, представители которой относятся к 7 семействам (два из них сомнительны), 9 родам (один под вопросом) и 10 видам. Все виды этой фауны, 8 родов наверное и один под вопросом и 2 семейства – одно наверное (Groeberiidae), а другое – под сомнением (в настоящее время оно не имеет названия), совершенно неизвестны ни из какой другой фауны, независимо от возраста. Три рода нотоунгулят, по одному виду в каждом, представлены примитивными формами, очевидно сравнимыми по эволюционному уровню с некоторыми из касамайорских и мастэрских нотоунгулят. Однако остальные четыре представителя, два из которых относятся к литоптернам, а два – к нотоунгулятам, определенно более продвинуты и находятся на той же стадии эволюции, что и роды, известные из других мест в заведомо десеадских фаунах. Примитивные и продвинутые копытные бесспорно встречаются здесь вместе, а не в сменяющих друг друга фаунах.

Фауна формации Дивисадеро-Ларго по возрасту почти наверное приблизительно соответствует десеадию, поскольку выживание относительно примитивных форм гораздо более вероятно, чем раннее появление специализированных животных, определенно более продвинутых, чем любой вид из хорошо изученных более ранних фаун. Нельзя полностью исключить возможности того, что эта явно своеобразная фауна в геологическом смысле чуть древнее или чуть моложе десеадских фаун Патагонии. Паскуаль – ведущий аргентинский исследователь ископаемых млекопитающих – считает несколько более вероятным, что эта фауна немного древнее типично десеадской; на этом основании он предложил выделить дивисадерский век развития наземных млекопитающих, частично охватывающий перерыв, выявленный между мастерсием и десеадием. Я не думаю, чтобы имющиеся сейчас данные оправдывали такой предварительный вывод.

[Здесь я склонен согласиться с доном Паскуалем и поставить дивисадерский век между мастерсием и десеадием. И перерыв сократится, и уникальная фауна в стратиграфической колонке приобретет свое особое время. Главное же – не забыть о этой проблеме.]

Эта разница во мнениях на самом деле не имеет большого значения, но данный случай представляет собой интерес и заслуживает дальнейшего обсуждения по другой причине. По единодушному мнению всех, кто знаком с рассматриваемой фауной, она не является промежуточной между известной мастерсской и типичной десеадской. Эта фауна аберрантна и никак не укладывается в ту упорядоченную последовательность, которую образуют почти все остальные южноамериканские фауны. Имеет ли она в точности тот же возраст, что и десеадская фауна в других местах, чуточку древнее она или чуточку моложе – не в этом дело; она – особая, не будучи ни предковой для любой другой известной фауны, ни происхоядщей от какой-либо из них. Паскуаль (Pascual, Odreman Rivas, 1971, c. 386) пишет, что эта фауна «относится к особой географической области, где архаичные листоядные формы, к тому времени почти совершенно исчезнувше из Патагонии, обитали совместно с некоторыми травоядными формами, подобными хегетотериидам десеадского века». Помимо некоторой географической обособленности или изоляции такая фауна должна иметь определенные экологические отличия, хотя мы и не можем установить во всех деталях вызвавшие эти отличия экологические факторы.

Геологический возраст – это не точка во времени. Это некий определимый интервал, в геологическом смысле довольно короткий, выделяемый в непрерывном потоке времени. Тот или иной век развития наземных млекопитающих определяется не каким-либо постоянным экологическим сообществом, а весьма локальными сообществами, как можно с достаточным основанием считать, существовали в одном и том же интервале геологического времени. Как мы уже видели, изученный риочикий Аргентины и Бразилии служат примером, пусть несколько неполным, географически разобщенных и экологически различных фаун наземных млекопитающих; так, например, в Аргентине жили нотоунгуляты, но было мало дидельфид (они оттуда неизвестны), а в Бразилии было мало нотоунгулят, но много дидельфид.
В десеадии, впервые в излагаемой здесь истории, мы сталкиваемся с многочисленными локальными фаунами, разбросанными по очень обширной географической области. Некоторые из них имеют лишь небольшие экологические отличия, однако локальная фауна Дивисадеро-Ларго, возраст которой, по крайней мере приблизительно, соответствует десеадию, обладает резко выраженным экологическим своеобразием. Наиболее важным географическим дополнением к нашим знаниям о десеадских фаунах служит открытая совсем недавно богатая фауна этого возраста в формации Сайя в Боливии; она имеет некоторое, хотя и менее очевидное, экологическое своеобразие. Эта фауна собрана в нескольких разных обнажениях вулканических красноцветных слоев впадины Сайя-Лурибай. В настоящее время эти обнажения находятся на высоте 3500-4000 м; столь большая высота над уровнем моря влечет за собой значительные отличия местной фауны млекопитающих от фауны низменностей, но поднятие Анд происходило главным образом в постдесеадское время. Во времена существования этой десеадской фауны данная территория уже возвышалась над уровнем моря, но значительно меньше, чем теперь. В отличие о фауны Дивисадеро-Ларго фауну Сайя можно рассматривать как нормальную, т. е. соответствующую общему течению эволюции фаун Южной Америки. Польностью эта фауна еще не описана, но большая часть составляющих ее родов, уже вышедших в публикации, идентична или близко родственна известным ранее из десеадских фаун Патагонии. Имеются, однако, некоторые отличия, обусловленные, вероятно, главным образом экологическими (связанными с окружающей средой) причинами. Например, токсодонты, леонтинииды и астраптерии, обычные для большинства десеадских локальных фаун Патагонии, в фауне Сайя редки, а некоторые наземные ленивцы и большая часть грызунов, о которых мы подробнее поговорим позже, представлены иными родами.

Другая и в сущности главная причина нашего особого интереса к десеадию заключается в том, о чем уже говорилось, особенно в первых двух главах, и о чем можно сказать в более общем плане. К десеадскому времени старожилы, т.е. первые поселенцы Южной Америки, довольно хорошо дифференцировались, и каждая группа значительно продвинулась по пути соответствующей специализации к тому или иному конкретному образу жизни. Последующая история этих групп сводилась в основном к двум процессам. Некоторые из них продолжали медленно развиваться дальше, в тех направлениях, которые уже наметились в десеадии. Остальные одна за другой исчезли, и в конце концов большинство их вымерло. Некоторые потомки старожилов, неожиданно появляются на поздних этапах истории как совершенно новые эволюционные ветви, немногочисленные и, быть может, только кажутся исключениями. Наиболее поразительным примером служат аргиролагиды, которые неожиданно появляются в палеонтологической летописи плиоцена и ничем, за исключением своей принадлежности к сумчатым, даже отдаленно не напоминают ни одну из известных нам более древних форм. ...
Внезапное появление в десеадских фаунах двух групп свидетельствует о совершенно иных исторических событиях, нежели отмеченные в предыдущем абзаце. С ними связана еще одна причина нашего особого интереса к этому веку и его фауне. Имеется в виду вторжение в десеадскую летопись отрядов Rodentia и Primates, а так же вообще их появление в на континенте, которое несомненно произошло в геологическом смысле незадолго до десеадия. Столь же несомненно, что эти формы не имели предков в Южной Америке в те времена, когла там обосновались старожилы и что они вместе со своими потомками вместе составляют второй фаунистический пласт сформировавшегося в конечном итоге комплекса южноамериканской фауны.» с. 134-137.

[Здесь следует отметить, что историческая география не оставляет нам сомнений в том, что вторжение всех плацентарных, включая приматов и грызунов, произошло из Северной Америки в конце раннего мела, к апт-альбу. ]

«На протяжении многих лет самые древние южноамериканские приматы были известны из колуапия, приблизительно соответствующему по возрасту самому позднему олигоцену, но в 1969 г. Хоффстеттер опубликовал описание новой формы, Branisella, из десеадия Боливии. Сейчас распространение обезьян Нового Света ограничено тропическими или самое большое субтропическими лесами; по всей вероятности, так всегда и было, а потому их отсутствие в десеадии Аргентины, если оно не объясняется просто отсутствием находок, вполне может указывать на то, что климат и растительность Боливии в те времена были более подходящими для этой группы. Десеадские местонахождения Боливии находились примерно на 20 0 ближе к экватору, чем аргентинские, а высота Боливии над уровнем моря была в то время невелика. ...» с. 139-140.

«В связи с колуапием перед историками возникает вопрос, не слишком серьезный, но достаточно поучительный, чтобы следовало уделить ему внимание. В Патагонии имеется широко распространенная группа осадочных пород, которые отлагались морем, периодически вторгавшемся из Атлантики в пределы нынешней суши. Уровень моря менялся, причем это происходило в течение довольно длительного, даже в геологическом смысле, времени, и возраст этих морских отложений в разных местах различен, хотя обычно их объединяют под общим названием патагонской формации или группы, используя для ее подразделений локальные географические названия. Типовой разрез колуапия около Большого Уступа перекрыт морскими отложениями, представляющими какую-то часть этой группы; то же самое можно сказать и о примерном эквиваленте колуапия в долине реки Чубут. Южнее, в провинции Санта-Крус, типовой разрез сантакрусия подстилается морскими отложениями, относящимися к патагонской группе. Поэтому можно сказать (а некоторые так и говорят), что колуапий имеет допатагонский возраст, а сантакрусий – постпатагонский; на этом основании колуапий и сантакрусий были разделены и получили отдельные названия.

Сантакрусские фауны (рис. 30 и 31) известны только из ограниченного района Южной Патагонии, но они особенно важны для излагаемой нами истории, поскольку эти фауны чрезвычайно богаты и представлены в музеях большими коллекциями, содержащими очень много почти полных скелетов отдельных млекопитающих, о чем уже говорилось в предыдущих главах. Сантакрусские фауны представляют собой продолжение второй фазы истории южноамериканских млекопитающих. Сообщества млекопитающих в этой фазе, начало которой возвестил десеазий, представляют собой комплекс потомков первых поселенцев, относящихся к отрядом Marsupialia, Xenarthra, Condylarthra, Litopterna, Notoungulata и Astrapotheria, к которому позже добавились Rodentia и Primates, переселявшиеся по цепочке островов. (Кондиляртры в сантакрусии не найдены, однако известно, что в то время они существовали в Южной Америке, поскольку они присутствуют как в более древних, так и в более молодых фаунах.)
Существует несколько локальных сантакрусских фаун, но все они найдены в одном и том же регионе и, за исключением деталей, сходны по составу. Слои, в кототых они встречаются, отложены ручьями и реками и образованы в основном обломочными породами вулканического происхождения; они более или менее сходны с более древними осадками, формировавшимися в других частях Патагонии от касамайория до колуапия, но содержат также -144-146- некоторое количество галечных отложений, связанных с эрозией воздымающихся на западе Анд. Вся масса осадков отлагалась на низкой наклонной равнине, оставшейся после отступания патагонского моря. В этом районе, вероятно, выпадало достаточное количество дождей и было достаточно много деревьев, кустарников и трав, чтобы прокормить большие стада листоядных и травоядных млекопитающих. Климат тоже был, вероятно, значительно более ровным и теплым, чем сейчас в этой области; возможно даже, что он был ровнее и теплее, чем сйчас в этой области; возможно даже, что он был ровнее и теплее, чем в начале кайнозоя или когда-либо в последствии. Одним из указаний на такой климат служит, вероятно, то, что в Патагонии ископаемые остатки обезьян найдены только в колуапии и сантакрусии; это свидетельствует о существовании в те времена в этом регионе тропических и субтропических лесов, которых, возможно, там не было ни раньше, ни позже. Последний вывод, однако, сомнителен, поскольку остатки приматов вообще редки и в большинстве южноамериканских ископаемых фаун и, быть может, просто не попадались в сборах.

Огромным разнообразием отличались сумчатые, в частности, ценолестиды и хищные боргиениды; то же самое отностися к броненосцам, глиптодонтам, и особенно к наземным ленивцам. Продолжалась экспанся грызунов, которые, в пределах своего пока еще ограниченного размерного класса, стали близки к доминированию в этих сообществах. Нотохиппиды – травоядные нотоунгуляты – не отличались разнобразием, но они были очень многочисленны в более ранних локальных фаунах. Повидимому, они вымерли перед концом сантакрусия. Остальные травоядные нотоунгуляты по-прежнему оставались обычными.
Следует отметить, что в сантакрусских слоях обнаружено также довольно много ископаемых остатков птиц. Среди них – древнейший из известных представителей семейства нанду, или так называемых южноамериканских страусов. Там было много так же фороракид – нелетающих бегающих птиц; некоторые из них были огромных размеров, с большими крючковатыми клювами. Иногда высказывают мнение, что эти и другие нелетающие южноамериканские птицы, например нанду, выжили благодаря тому, что на этом континенте долгое время не было плацентарных хищников. Такое предположение далеко не убедительно. Нанду существуют и по сей день, хотя плацентарные хищники входят в состав одних с ними сообществ уже на протяжении по меньшей мере двух миллинов лет. Большинство фороракид вымерло до того, как плацентарные хищники попали в Южную Америку, и только одна или две последние уцелевшие формы – после этого.

[Надо отметить, что последний форорак в Южной Америке известен из плиоцена, а плейстоценовые найдены в Северной Америке, во Флориде. А древнейщий – эоценовый – был найден в Антарктиде. НК.]

Многие из боргиенид, живших среди этих птиц на протяжении многих миллионов лет, были в высшей степени хищными, и вряд ли можно думать, что они не были способны убивать их. Более того, сами фороракиды явно были -147- хищными, и, по всей вероятности, скорее они убивали млекопитающих, а не наоборот. Их основную пищу, по-видимому, составляли мелкие нотоунгуляты и некоторые грызуны, после того как они появились.
Хоты номинальное типовое местонахождение фриасия, так же как и остальных веков развития крупных млекопитающих Южной Америки, находится в Аргентине, здесь этот век охарактеризован недостаточно, и его фауна, или фауны, известны плохо. Остатки нескольких млекопитающих, которых сейчас относят к этому веку, были собраны Карлосом Амегино и описаны Флорентино Амегино, назвавшим одну из местных фаун в своем французском тексте Friaseenne по реке Рио-Фриас; при этом он конкретно указывал на ископаемые остатки, собранные там Сантьяго Ротом. Рот сделал сходные сборы в различных местонахождениях вдоль восточного фасада Анд в Патагонии; значительно позднее, в 1930 г., Лукас Краглевич (Lucas Kraglievich) повторно изучил экземпляры из Рио-Фриас, Рио-Феникс, Лагуна-Бланка и других мест и показал, что именно лежит в основе так называемого фриасского века и фауны, хотя едва ли можно сказать, что этот век имеет какое-то одно местонахождение или типовую фауну. Немногие сведения о фриасских фаунах Аргентины, которыми мы располагаем, указывают на продолжение того, что я назвал здесь второй фазой истории, причем по своей эволюционной подвинутости известные отсюда млекопитающие занимают промежуточное положение между лучше изученными формами из более древнего сантакрусия и более продвинутого часикия. В геологическом отношении фриасские слои Патагонии свидетельствуют о происходившей в это время следующей, более резко выраженной фазе поднятия растущих Анд и о том, что эти горы, вероятно, начинали отбрасывать ту самую тень, которая заслонила Патагонию от дождей, превратив ее в пустыню.

Значительно лучше известна относимая к фриасию фауна Ла-Вента в Колумбии, собранная Р.А. Стертоном (R.A. Stirton) из Калифорнийского университета и другими исследователями в 40-х годах, но она все еще полностью не описана. Хотя в Колумбии и Венесуэле было сделано несколько отдельных более древних находок, фауна Ла-Вента – самая древняя из достаточно хорошо известных фаун млекопитающих в северной части Южной Америки. В основном она отражает постепенное развитие главным образом тех же групп, которые присутствовали в сантакрусии Патагонии. Из этого следует, что в то время существовала совершенно особая южноамериканская фауна млекопитающих и что она встречалась лишь с локальными географическими различиями как на крайнем юге, так и на крайнем севере континента. Из Ла-Венты происходит последний известный нам кондиляртр Megadolodus, а так же странный интератерий Miocochoilius.

По-видимому, наиболее интересная черта фауны Ла-Вента состоит в том, что в нее входят по крайней мере три, а возможно, четыре вида обезьян, отнесенных Стертоном к трем родам, один из которых, Homunculus, впервые найден в сентакрусии Патагонии. В то время, как и сейчас, Колумбия находилась в тропиках, и этот район, вероятно, был частично покрыт лесами, хотя, судя по некоторым другим млекопитающим, там были и саванны. Осадки формации Ла-Вента были отложены водотоками бассейна реки Магдалены, уже тогда сформировавшегося как основная система стока области, занятой современной Колумбией. Помимо млекопитающих в составе фауны Ла-Вента много рыб, некоторые водяные змеи и исключительно разнообразные крокодилы.
Лежащая к востоку от Анд основная зона формирования осадков, в которых были погребены остатки млекопитающих, после сантакрусия сместились к северу. Во фриасское время это осадки распространились вдоль подножия Анд в северную Патагонию. В следующий век, часикский, названный по местонахождению на юге провинции Буэнос-Айрес, осадконакопление начало распространяться на обширную равнину, которая сейчас представляет собой область аргентинской пампы. Млекопитающие этого возраста обнаружены в нескольких местонахождениях, часть которых находится еще дальше к северу, чем Часико. Типовая фауна отражает еще одну стадию развития фаун второй фазы и не содержит существенных дополнений. Степень изученности этого века и его фаун такова, что, по-видимому, необходимо как вновь изучить имеющийся материал, так и провести дальнейшие его сборы.

В следующем веке развития наземных млекопитающих, уайкерии, начинают появляться первые провозвестники третьей фазы, или Великого американского обмена; к его рассмотрению мы приступим в гл. 15.» с. 143-148.

[Более чем 20-летний опыт работы А.С. Раутиана и автора над Исторической зоогеографией показал, что для наземных тетрапод случайные переселения через морские преграды практически невозможны. Особенно это касается проливов в области Центральной Америки, где перепад уровня океана в Атлантике и Пацифике превышает 15-20 метров.]

В начале олигоцена в Южной Америке появляются сразу, неожиданно, две группы плацентарных млекопитающих: приматы и кавиоморфные грызуны. Причем обе группы – практически абсолютные эндемики Южной Америки. После образования Панамского моста, в позднем миоцене, некоторые из них прошли только на юг Северной Америки и на Антильские острова.
Обе исходно – лесные жители, мелкие древолазы и появление их в палеонтологической летописи, скорее всего означает, что они стали крупнее, спустились с деревьев и начали осваивать пампу. Причем то, что нам известно об этих олигоценовых животных, свидетельствует, что они практически все принадлежат к современным и весьма продвинутым семействам. По Дж.Г. Симпсону (1983, с. 40) это были:

обезьяны семейства Cebidae, (но не игрунки – Callitrichidae, в списке Симпсона – только современные), и грызуны семейств: Erethizonthidae
Eocardiidae
Chinchillidae
Dasyproctidae
Octodontidae
Echimyidae

Все эти находки были сделаны в отложениях раннего олигоцена (десеадия) Южной Америки. Десеадий, по мнению Симпсона является ранним олигоценом. А по МакКенне и Белл – ранним и поздним олигоценом.

Здесь необходимо небольшое предуведомление. Обезьян много и разных. Но самыми важными подразделениями нашего с вами отряда является их подразделение на два инфраотряда: обезьян Старого Света, которых еще называют узконосыми (infraordo Catarrhina), и обезьян Нового Света (Южной Америки), которых называют широконосыми обезьянами (infraordo Platyrrhina).

Я не морфолог. Мне достаточно знать, что по крайней мере с ХIХ века крупнейшие биологи придерживались такого варианта классификации. Поэтому, памятуя завет крупнейшего физика Дж. Дж Томпсона, который говорил своим студентам:
«У нас нет никаких оснований полагать, что мир устроен просто. Но для нас будет лучше считать, что это именно так»,
полагаю возможным из начала главы о приматах (гл. 13) в книге Симпсона опустить мнения многих уважаемых специалистов, как бы важны они не были. Если найденое в Южной Америке существо принадлежит к обезьянам, то это – остатки широконосых обезьян, сколько бы не высказывалось сомнений и уточнений. В Южной Америке всегда жили только широконосые обезьяны. Чтобы вы осознали, что такое предуведомлание действительно необходимо, приведу часть текста самого начала главы 13:

«Ископаемые предки приматов в Южной Америке крайне скудны. Найдено лишь несколько экземпляров, вызывающих разногласие относительно того, какое они занимают место в истории и в систематике многочисленных современных обезьян Южной Америки.

Как уже упоминалось в гл. 11, древнейший известный на сегодняшний день южноамериканский примат – это Branisella из раннего олигоцена (десеадия) Боливии. Он представлен единственной находкой – фрагментом верхней челюсти со сломанными основаниями (или коронками) двух премоляров и коронками последнего премоляра и двух первых моляров. Можно было бы ожидать или даже допускать, что этот древний род окажется близким к предкам большого семейства (или надсемейства) южноамериканских обезьян – Cebidae (или Ceboidea). Хоффстеттер (Hoffstetter, 1969), описавший этот экземпляр в 1969 г. и давший ему название, не исключал такую возможность, но сначала Branisella показалась ему настолько примитивной, что он даже не был уверен в том, была ли она «настоящей обезьяной» («un singe vari», как он пишет). Филипп Гершкович (Philip Hershkowitz), высказвывющий иногда весьма своеобразные взгляды, в 1970 г. настаивал на том, что Branisella «не отностися ни к широконосым обезьянам, ни к их предкам». В некоторых системах под названием «широконосые» объединяют всех современных южноамериканских обезьян и их ископаемых родичей. Замечание Гершковича означает, что, по его мнению, Branisella имеет совершенно другое происхождение, нежели все остальные южноамериканские обезьяны как группа. В 1977 г. Хоффстеттер парировал этот выпад тем, что отнес Branisella к Ceboidea, добавив, что «Branisella, возможно, представляет собой ... предковый морфотип Ceboidea».
Так или иначе, Branisella несомненно относится к приматам, и я условно включил этот род в семейство Cebidae» с.163.

Итак, древнейшие остатки широконосых обезьян Южной Америки были найдены в отложениях раннего олигоцена (десеадия) Патагонии. Это – Branisella boliviana Hoffstetter, 1969. Впрочем, в списка МакКенны и Белл, Branisella – свое подсемейство игрунок (Callitrichidae). А у Симпсона (1983 с. 40) указано, что игрунки известны только современные. И, следовательно, ондействительно полагал, что Branisella – род капуцинов (Cebidae).
В данном случае решительно склонен принять решение Симпсона и отнести бранизеллу (Branisella) к Cebidae.

Есть основания полагать, что по мере увеличеная размера, обе группы начали свою эволюцию. Обезьяны собирали плоды и орехи, охотились на насекомых, мелких грызунов, ящериц, разоряли птичьи гнезда и т.д. Начатое на деревьях, это продолжилось в пампе. Где можно было охотиться и на копытных – кондиляртр, которые вплоть до конца позднего мела оставались мелкими, размером с кролика. А на них охотились самые крупные хищники – опоссумы, размером с крысу.

Именно такая фауна, только что без обезьян и грызунов, была найдена в меловой фауне Tiupampan, которую позднее в сводке МакКенны и Белл была отнесена к палеоцену. Фауна «плавает» во времени. Но, в любом случае, ситуация, видимо, была еще типично меловой. Все это мелкое зверье жило еще «в тени динозавров».
Так как, согласно данным исторической зоогеографии, приматы прошли из Северной Америки в Южную до апт-альба, а первые остатки обезьян (как и грызунов) нам известны только с начала олигоцена, это может быть объяснено только одним обстоятельством. Исходно мелкие древесные животные, широконосые обезьяны, только к олигоцену стали достигать достаточно крупных размеров и в олигоцене стали осваивать наземные места обитания, пампу.

О том, насколько сельва истребляет все биологические материалы, в том числе и кости, можно судить хотя бы по тому, что древесные ленивцы, от которых, несомненно, ведут свое начало все группы наземных ленивцев, практически неизвестны в ископаемом состоянии, кроме плейстоцена. В то время как наземные ленивцы хорошо известны с начала кайнозоя, с палеоцена.
Что же касается муравьедов, которых известно три рода – два древесных и один наземный – гигантский муравьед, то в Южной Америке в ископаемом состоянии найден только наземный – гигантский – в раннем миоцене (сантакрусии). А единственный полный скелет среднего муравьеда была найден в уникальном среднеэоценовом местонахождении Мессель, в Германии. И он настолько похож на южноамериканский род Tamandua, что его назвали Eurotamandua.

Эти два примера позволяют очень уверенно говорить о том, что весь поздний мел и потом до эоцена включительно, обезьяны жили на деревьях, в сельве. И найти их остатки у нас очень мало надежды. А первое появление их в палеонтологической летописи есть прямое свидетельство того, что южноамериканские обезьяны начали осваивать степные равнины, – пампу.

И к концу олигоцена появляется уже ряд форм, таких как:
Dolichocebus «Следующие, более молодые по возрасту ископаемые остатки приматов происходят из колуапия (Colhuehuapian) Аргентины, приблизительно соответствующин позднему олигоцену. Один из них был описан Дж.Л. Краглевичем, который назвал его Dolichocebus и условно включил в семейство (или подсемейство) игрунок Callitrichidae, к которому не относятся никакие другие ископаемые формы. Гершковиц считает, что этот род принадлежит к совершенно самостоятельному семейству Homunculidae, которое не было предковым ни для Cebidae, ни для Callitrichidae и не было связано с ними близким родством. Карлос Рускони (Carlos Rusconi) отнес другого колуапского примата к роду Homunculus («маленький человечек»: рис. 37), известному, кроме того, лишь из несколько более позднего сантакрусия. Гершковиц не согласился и с этим. Он переименовал этого примата в Tremacebus, что означает «цебусоподобная обезьяна с отверстием (в стенке глазницы)», поместив этот род в семейство Cebidae, к которому относятся род Homunculus, а также род Dolichocebus». Симпсон, с. 163.

Homunculus patagonicus Ameghino, 1891, (рис. 3) из раннего миоцена (Santacruzian) Патагонии, отнесенного Ameghino к подсемейству Homunculinae (Cebidae).
(syn. Tremacebus Hershkovitz, 1974, известен из раннего миоцена (Colhuehuapian)).

«Амегино, описавший род Homunculus по материалу из сантакрусия, выделил его в особое семейство приматов – Homunculidae. Некогда В.К. Грегори (W.K. Gregory) странным образом отнес этот род к лемуроидам, но, насколько мне известно, после Амегино все, кроме Гершковица, относили его к семейству Cebidae». Симпсон,
с. 164.

Chilecebus Flynn J., Wyss, Charrier, Swisher, 1995, – из раннего миоцена Южной Америки.

«Кроме некоторых экземпляров их Бразилии, относящихся к позднему плейстоцену или, что вполне вероятно, к современности (в геологическом смысле) и принадлежащих ныне живущим видам, все остальные известные южноамериканские ископаемые приматы происходят из фриасской фауны Ла-Вента в Колумбии (средний миоцен). Все исследователи и даже Гершковиц относят их к семейству Cebidae, однако специалисты расходятся во мнениях относительно взаимоотношений внутри этого семейства. Сначала Стёртон (Stirton, 1951) описал эти находки как три разных рода: опять-таки Homunculus, который, как полагал Стёртон, родственен ревунам (подсемейство Alouattinae); Cebupithecia – новый род, который создал Стёртон, предполагая, что он родственен саки (подсемейство Pitheciinae); Neosaimiri – так же новый род, предположительно связаный родством с саймири (подсемейство Saimirinae). Гершковиц полагал, что фриасский Homunculus Стёртона не родственен настоящему сантакрусскому, Homunculus, ни ревунам; проявив учтивость, он переименовал его в Stirtonia и выделил самостоятельное подсемейство Stirtoniinae семейства Cebidae. Как ни странно, Гершковиц согласился со Стёртоном в том, что Neosaimiri связан родством с ныне живущим Saimiri». Симпсон, с. 164-165.

Cebupithecia Stirton, Savage, 1951, – из среднего миоцена (Friasian). «Род Cebupithecia известен по почти полному черепу и нижней челюсти, значительной части костей передней и задней конечности и ряду позвонков, в том числе части хвоста, который явно не был хватательным. Можно было бы создать довольно обоснованную реконструкцию скелета этой обезьяны, но, насколько мне известно, этого еще не сделано. Кто бы ни были его близкие родичи, это животное, вероятно, выглядело очень похожим на саки. Однако, как и у некоторых других южноамериканских обезьян, внешний облик живых саки определяется в значительной степени длиной и распределением волосяного покрова, а так же цветом морды. т. е. признакам, которые невозможно реконструировать или даже примерно представить себе по костям вымершего рода». Симпсон, с. 165.

Laventiana Rosenberger, Setoguchi, Hartwig, 1991, – род близкий к капуцину; известен из среднего миоцена Южной Америки.
Saimiri Voigt, 1831, и Aotes Humboldt, 1811, – известны из среднего миоцена (Friasian); входят в трибу капуцинов.

Lagonimico Kay, 1994, – из среднего миоцена Южной Америки.

«... Neisaimiri Stirton и Homunculus по Стёртону (Stirtonia по Гершковицу), известен по почти полной нижней челюсти; этого достаточно для установления родовой и видовой принадлежности, а в остальном полезно только при интерпретации мелких деталей». Симпсон, с. 165.

Таким образом, из раннего и среднего миоцена известны остатки четырех черепов разной сохранности, из которых лучший, видимо, череп Cebupithecia. Симпсон, 1983, с. 165-170.

«Вот пока и все об этих ископаемых находках, весьма неполных для группы животных, которая несомненно была многочисленной и разнообразной на протяжении большей части истории южноамериканских млекопитающих. О причинах такой скудости находок можно догадываться. Эти обезьяны живут и, вероятно, всегда жили главным образом на деревьях, а захоронение и сохранение в ископаемом состоянии остатков древесных видов наименее вероятно. Как сейчас, так и, по-видимому, в прошлом эти животные очень обильны в тропических и субтропических лесах. Тропики и субтропики и в настоящее время покрыты обильными лесами, в них трудно работать, и они наименее изучены в палеонтологическом отношении. Более того, на огромных площадях этих залесенных районов нет обнажений пород соответствующего возраста, которые могли бы содержать ископаемые остатки млекопитающих. ...

На фоне скудных остатков приматов в Южной Америке и в некоторых других частях земного шара нельзя не удивляться обилию приматов в Северной Америке и Европе. В палеоцене и эоцене приматы уже были весьма разнообразны, но их удается без особого труда разбить на три группы. Первую составляют семейства (по современным системам – четыре), возникшие практически у самого основания всего родословного древа приматов, каждое из которых рано приобрело несколько поверхностную, но вполне своеобразную специализацию. К концу эоцена все они вымерли. Здесь они нас не интересуют, поскольку вряд ли какое-нибудь из этих семейств, за исключением, возможно, лишь самого древнего и наименее специализированного, непосредственно принадлежало (или же было близко) либо к основному стволу последующих приматов, либо к одной из его ветвей, или же дало начало какой-нибудь такой ветви.
Две другие древние и примитивные группы приматов, каждую из которых сейчас обычно рассматривают как особое семейство, появляются в палеонтологической летописи примерно в начале эоцена, когда они были довольно обычны как в Америке, так и в Европе, состовлявших в то время по существу части одного и того же континента. Некоторые из них сохранились до олигоцена, а одна форма – даже до миоцена, но в целом после эоцена они встречаются редко. Приблизительно в конце раннего эоцена материки Северной Америки и Европы начинают расходиться, и с тех пор древние приматы развиваются на этих двух континентах независимо, но не выходя за рамки реннеэоценовых семейств.
Одно из этих семейств – Adapidae , основанное на среднеэоценовом роде Adapis, который был выделен в 1821 г. Кювье по экземплярам, найденным в гипсовых карьерах на холме Монмартр в Париже. Кювье считал, что эти фрагментарные остатки принадлежат какому-то копрытному; лищь в последней четвертиXIX века признали, что Adapis – примат. Интересно, что Амегино допустил прямо противоположную ошибку: он отнес ряд древних копытных к «Prosimia», т.е. к низшим приматам. Самый хорошо известный адапид – это Notharctus из среднего эоцена Северной Америки. С разделением континентов разошлись и пути эволюции их млекопитающих, поэтому Adapis и Notharctus настолько отличаются друг от друга, что в некоторых системах их помещают в отдельные, хотя насомненно близкородственные семейства. Со временем возникло подозрение, что Adapidae родственны современным лемурам Мадагаскара; это было доказано У.К. Грегори в обширной монографии по Notharctus, опубликованной в 1920 г. и не оставившей никаких серьезных сомнений по этому вопрому.

Второе рассматривоемое здесь древнее семейство сейчас обычно называют Omomyidae, по роду Omomys, описанному в 1869 г. пионером североамериканской палеонтологии Джозефом Лейди (Joseph Leidy).Это был первый ископаемый примат обнаруженый в Америке. (Notharctus, описаный Лейди в 1870 г., был вторым.) В распоряжении Лейди была только часть нижней челюсти, и он не узнал в омомисе примата. Греческие корни этого названия означают «плечо-мышь», что совершенно непонятно. Неясен смысл и других названий: Adapis можно перевести как «похожий на быка», но и как «кролик»; Notharctus означает «ложный медведь», поскольку Лейди сначала принял его за енота. Следует напомнить, что эти блестящие ранние исследователи располагали лишь разрозненными частями животных, до того совершенно наизвестых; напомним так же, что научные названия животных не обязательно должны что-нибудь означать – это просто имена, присвоенные животным, известным по конкретным экземплярам.
В 1881 г. был найден череп омомиида; вскоре было признано, что он связан родством с долгопятами, живущими сейчас на Филиппинах и в Индонезии. Нашел его Дж. Л. Уортман (J. L. Wortman) в бассейне Бигхорн в Вайоминге, а обратил внимание на его родство с долгопятами Эдвард Дринкер Коп (Edward Drinker Cope) – великий североамериканский палеонтолог XIX века. Сейчас известны многие ископаемые остатки этого семейства, а морфология и систематика его представителей хорошо разработаны; в частности, в 1976 г. по североамериканским формам этой группы вышла достаточно полная работа Салаи. Однако даже сейчас Omomyidae изучены далеко не так хорошо, как Adapidae.
Таким образом, в раннем кайнозое существует два больших семейства, одно из которых родственно современным лемурам, а другое – современным долгопятам. Две ныне живущие группы остаются отностельно примитивными; хотя каждое семейство, род и вид имеют собственные особые признаки, но при этом животные сохраняют общие прзнаки, которыми обладали эоценовые приматы и которые утрачены современными низшими обезьянами, человекообразными обезьянами и человеком. Их часто называют Prosimii (низшие приматы или полуобезьяны).

Ныне живущих полуобезьян можно разделить на две группы. К одной, весьма разнообразной, но объединяющей почти наверное потомков единых предков, относятся лемуры и их родичи в широком смысле и лори и их родичи, так же в широком смысле. Весь комплекс в целом обычно делят на восемь или более семейств, но в такие детали нам здесь вдаваться не нужно. Лемуры в настоящее время встречаются только на Мадагаскаре, и хотя на этом острове найден ряд ископаемых форм, все они относятся к позднему плейстоцену или к голоцену. Более древние ископаемые -168- лемуры не известны, за исключением тех, что относятся к Adapidae. Лори и их родичи, такие как галаго и толстый лори, живут в Африке и южной Азии. (То обстоятельство, что карликовые лемуры Мадагаскара {Microcebus и Cheirogaleus} иногда считают более близкоми к лори, чем к остальным лемурам, – один из трудных вопросов, на которых нам здесь нет необходимости останавливаться.) Раннемиоценовые предшественники этих животных были найдены в Африке, а несколько позднее – в южной Азии.

В начале 20-х годов ХХ века все были твердо уверены, что обезьяны как Старого, так и Нового Света возникли либо от лемуроидных, либо от тарсиоидных полуобезьян, принадлежавших по принятой здесь системе либо к ранним Adapidae, либо к ранним Omomyidae. Относительно того, какая именно группа была предковой, единого мнения не существовало. Например, оживленную дискуссию вели два выдающихся авторитета того времени – североамериканец У.К. Грегори, отстаивавший лемуроидное происхождение, и англичанин Фредерик Вуд Джонс (Frederic Wood Jones), убежденный в тарсиоидном происхождении обезьян. Теперь, спустя полстолетия, приходится, как это не печально, отметить, что хотя Грегори и Вуд Джонс нас покинули, проблема все еще остается нерешенной. Так, один из авторитетных современных палеонтилогов, Филипп Джинджерих (Gingerich, 1977), решительно отстаивает лемуроидное происхождение. Хоффстеттер и Салаи, отнюдь не придерживающиеся единых точек зрения по другим вопросам, в данном случае, столь же решительно отстаивают тарсиоидное происхождение.

Подсчета голосов не производилось, но большинство исследователей, пожалуй, отдают сейчас предпочтение тарсиоидной гипотезе. В данном случае факты, которые могли бы действительно убедить нас в правоте одной из сторон, в настоящее время просто отсутствуют. До сих пор не найдено ископаемых форм, которые можно было считать промежуточными между лемуроидными (или тарсиоидными), с одной стороны, и между обезьянами Нового (или Старого) Света – с другой. Нет и таких форм, которые были бы, несомненно исходными для одной из последних групп или для них обеих. По обе стороны современной Атлантики древнейшие известные настоящие обезьяны, преемники полуобезьян, встречаются в олигоцене. Эоценовые предки обезьян Нового Света почти наверное жили либо в Северной Америке, либо в Африке, но достоверных находок ни там, ни тут, не обнаружено. Если в Северной Америке, то скорее всего в тех районах, которые сейчас называются Центральной Америкой, но эоценовые млекопитающие этой области до сих пор почти неизвестны. В Африке до олигоцена приматы вообще неизвестны, но и любых других млекопитающих из палеоцена и эоцена Африки известно слишком мало. По-видимому, мы больше нуждаемся в новых находках, чем в дискуссиях.

[Рассмотрим эту ситуацию в свете данных исторической зоогеографии. Лемуры – современные и ископаемые – известны с Мадагаскара, Африки и Евразии. Омомииды (тарсиоиды) – в Северной Америке, Африке и Евразии. Принимая тарсиоидную теорию происхождения обезьян, мы полагаем, что необходимо в массе уже описаных омомиидных приматов Северной Америки искать предков широконосых обезьян, а в Африке и Евразии – узконосых. Уверен, что просмотр литературы позволит решить эту вековую проблему.

Что же касается самого тарзиуса (Tarsius), то снимите мысленно с него признаки узкой специализации и увеличьте в размере. Его сразу станут полагать просто узконосой обезьяной. Кроме всего прочего их «лицевые мышцы хорошо развиты, и долгопяты могут гримасничать наподобие обезьян.» (Соколов, 1973, с. 315).]

Обезьяны Нового Света и обезьяны Старого Света – это своеобразные естественные группы, различающиеся по ряду морфологических признаков. Начиная по крайней мере с олигоцена они развивались независимо, причем радиация обезьян Нового Света происходила в основном в Южной Америке, а обезьян Старого Света, – вероятно, гдавным образом в Африке, но, возможно, и в более обширной области, захватывающей значительную часть юга Евразии. Допустимо предположить, что у обезьян Нового и Старого Света до того, как началась их радиация в этих разобщенных областях, где-то были общие предки. По мнению Салаи, таким общими предками могли быть южноамериканские обезьяны, происходившие от североамериканских тарсиоидов (омомиид), но в настоящее время серьезные доказательства в пользу этой точки зрения отсутствуют. Как упоминалось в главе 11, Хофстеттер и некоторые другие придерживаются мнения, что общими предками были какие-то древнейшие африканские обезьяны, происходовшие, вероятно, от от европейских, но, возможно, и от африканских тарсиоидов (в данном случае также омомиид). Существует и третья возможность, которая представляется мне, во всяком случае, столь же вероятной, но для которой, так же как и для двух первых, убедительных доказательств в настоящее время нет. Она заключается в том, что общим предком была некая конкретная подгруппа, возможно, из Omomyidae, а может быть из Adapidae, пока еще неизвестная или, во всяком случае, не идентифицированная, обитавшая как в той области, которая сейчас относится к Северной Америке, так и в той, которая сейчас относится к Европе, до разделения этих областей. Эта предковая группа, которая сама по себе не принадлежала ни к какой из двух отдельных групп обезьян, могла независимо дать начало каждой из них в районах, географически обособленных уже в то время или обособившихся вскоре после него. Однако и эту гипотезу нельзя должным образом проверить с помощью имеющихся сейчас фактов. ». Симпсон, с. 165-170.

[Уверен, что сейчас уже можно проверить. Омомиид известно много и разных. Кроме того, следует отметить, что омомииды, прошедшие из Северной Америки в Южную, в процессе эволюции дали две группы обезьян: мелких – игрунок, и крупных – капуцинов. Игрунки, возможно, со временем дали еще более мелкие формы, так как у них есть ногти только на больших пальцах, а на четырех остальных – когти, которыми они пользуются, лазая по стволам и веткам деревьев. Современные игрунки не имеют цепляющихся хвостов, которые использовались в основном для корректировки полета при прыжках.

Капуцины, напротив, постепенно увеличивались в размерах, и к олигоцену достигли максимально большого размера, возможного для животных, которые лазают и прыгают по деревьям. А для страховки некоторые из них приобрели цепляющиеся хвосты.]

Ниже даны краткие характеристики некоторых современных широконосых обезьян.

«Самые широко известные за пределами Южной Америки обезьяны Нового Света – это капуцины, несколько видов видов Cebus, по которому названо ... семейство Cebidae. ... Капуцины по-прежнему остаются любимцами публики в зоопарках. ... Кончики их длинных хвостов имеют тенденцию к скручиванию и до некоторой степени хватательные. Близкородственные им представители рода Saimiri меньше по размеру. ... Мы уже говорили выше о находке их предка или близкого родича в миоцене. Саймири иногда называют «тити», но более определенно это название относится к другому роду, Callicebus (прыгуны), стоящему ближе к ночным обезьянам, или мирикинам (дурукули). Большинство обезьян ведет ночной образ жизни, что, казалось бы, естественно для активных обитателей деревьев, раскачивающихся на ветвях, но мирикины (Aotus) – ночные животные. Самая заметная их особенность – огромные по отношению к другим частям тела высокочувствительные глаза, обеспечивающие хорошее ночное зрение. ...
Самые крупные обезьяны Южной Америки, гораздо более крупные, чем любая известная ископаемая форма и производящая впечатление на путешественноков в тропических лесах – это ревуны (Alouatta). ... Длина головы и тела этих крупных обезьян чуть больше 0,9 м; примерно такой же длины и хвост. Их вес доходит до 9 кг. ...
Ни одна из обезьян Старого Света и большинство обезьян Нового Света не могут висеть и не висят на хвостах, однако ревуны могут и висят, когда им вздумается. Это отностися и к коата (Ateles), так же довольно крупным животным весом до 6 кг. Коата – сухопарые, не очень привлекательные существа ... Шерстистые обезьяны Lagothrix почти такого же размера, как коата, и родственна им. Хвосты у них тоже хватательные, а все тело, за исключением голой морды, покрыто короткой шерстью. Они живут на деревьях, но спускаются на землю более охотно, чем большинство обезьян Нового Света; при этом они могут выпрямляться и ходить на задних ногах.». Симпсон, с. 170-171.

«Современные южноамериканские обезьяны представляют собой конечные продукты длительной адаптивной радиации, протекавшей на этом континенте и связанной с освоением многих ниш. Тем не менее эти ниши были ограничены в основном древесными местообитаниями и главным образом сочными растительными кормами. Некоторые из этих обезьян все-таки поедают мелких животных, если удается их поймать. Палеонтологическая летопись бедна остатками приматов, однако она позволяет установить приблизительное время, когда началась их радиация – поздний эоцен, а так же указывает на то, что в процессе радиации помимо предковых линий ныне живущих приматов возникли так же некоторые боковые ветви.» Симпсон, с. 173.

Если бы кто-нибудь в 60-е годы сказал автору, что широконосые обезьяны прошли в Южную Америку из Северной в раннем мелу, до апт-альба, он бы ни за что и никому не поверил бы.
Но в факты – вещь упрямая. Против свидетельства почти 150 семейств и более 1200 родов млекопитающих – не поспоришь!

Среди ископаемых материалов есть очень своеобразная форма, остатки (останки?) которой были описаны доном Флорентино Амегино в 1907 году как Tetraprothomo argentinus. Они были найдены в отложениях раннего миоцена (Santacruzian) Патагонии, из местонахожденя Монте Эрмосо. Было найдено почти целое бедро и атлант – первый шейный позвонок. Остатки эти были настолько замечательны, что дон Флорентино назвал род Tetraprothomo, и сравнивал эту находку со многими современными животными, но прежде всего – с Человеком (Homо).

Следует напомнить, что еще в 1891 году дон Флорентино описал остатки обезьяны, так же из сантакрусия, назвав ее Homunculus patagonicus.
И что название Prothomo было им предложено для останков людей видов: Р. neandertalensis, Р. pampaeus и Р. pliocenicus.
Название Diprothomo Ameghino – дано черепу, найденному в 1896 г. при рытье котлована в Буэнос-Айресе. «Согласно заключению Амегино, череп, относящийся к плиоцену, принадлежал предшественнику Homo sapiens, которого он назвал Diprothomo platensis Ameghino. Однако, по мнению Алеша Грдлички из Смитсоновского института, аргентинская находка практически ничем не отличается от черепа современного человека.
Пласт, в котором находился древний череп, Грдличка охарактеризовал как «самый верхний слой доэнсенаданской формации». Современные геологи считают, что возраст доэнсенаданской формации – не менее 1-1,5 миллиона лет.». Кремо, с. 256-267.

Понятно, что все виды Prothomo и Diprothomo – это собственно Нomo. Люди.

Triprothomo Ameghino, также использовались Амегино при описании останков ископаемых людей. Каких? По Triprothomo никакой информации найти пока не удалось. Но для нас сейчас это не имеет существенного значения. Важно другое.

Дон Флорентино, несомненно, был очень великий человек. Которого многие коллеги полагали чрезмерно экстравагантным.
Я же полагаю, что так просто игнорировать любые его работы – грешно. И не умно.

Работу дона Флорентино 1907 года о Tetraprothomo я увидел только отсканированной М.В. Мовшевым с экземпляра из библиотеки крупнейшего американского териолога В. Мэтью (W. Matthew).
Дж.Г. Симпсон полагал В. Мэтью величайшим из териологов.
Полное название этой работы Ф. Амегино:
Notas preliminares sorbe el Tetraprothomo argentinus un precursor del hombre mioceno superior de Monte Hermoso.
Современная датировка Tetraprothomo – ранний плиоцен.

Такова фактология. Посмотрим же, что стоит за этими фактами.

Для начала надо сказать, что в ХХ веке написал огромный труд действительно очень необычный человек: Майкл Кремо. Том включает более 1000 страниц. В русском переводе его (и Ричарда Томпсона) книга называется «Неизвестная история человечества». Это сокращенное издание включает более 500 страниц. Точнее книгу было бы назвать: «Забытая история человечества». Намеренно забытая.

М. Кремо можно обвинять в чем угодно, кроме основного: его подхода к ископаемым материалам. Если мы «строго научно» подойдем ко всем основным находкам древних останков людей, то все самые важные находки, начиная с первой находки питекантропа Э. Дюбуа, синантропа Д. Блэка, всех материалов фон Кенигсвальда, Роберта Брума, и кончая коллекциями Луиса, Мэри и Роберта Лики, надо сразу предать забвению. Практически все, что мы знаем об истории человечества.

Пожалуй, только для Люси можно будет сделать исключение. Ее останки были взяты аккуратно и профессионально. Но Люси – австралопитек.

Из двух семейств широконосых обезьян, игрунок и капуцинов, только капуцины попыталось в неогене пройти на север. Но до Северной Америки не добрался никто. Мелкие – игрунки, – чисто древесные обезьянки. Могут жить только в сельве, на деревьях. И новым мостом не воспользовались.

По Антильским островам прошли на север только три рода семейства капуцинов (Cebidae): собственно капуцин – Cebus Erxleben, 1777, известный с плейстоцена до современности в Южной Америке и на Антильских островах. Но на Ямайке и Гаити (Испаньоле) он вымер. Да относительно недавно были найдены еще два полностью вымерших рода: Xenothrix Williams, Koopman, 1952, – из плейстоцена – исторических времен Ямайки; отнесен к новому монотипичному подсемейству – Xenotrichinae. Он известен по нижней челюсть с двумя задними коренными зубами. И Antillothrix MacPhee, Horovitz, Arredondo, Jimenez Vasquez, 1995, – из плейстоцена – исторических времен Ямайки и Гаити (Испаньолы).

Как писал М. Кремо в разделе: Открытия Флорентино Амегино в Аргентине.
«В 1887 году Флорентино Амегино совершил ряд знаменательных открытий в районе горы Монте-Эрмосо (Monte Hermoso), расположенной на аргентинском побережье в 37 милях (59,5 километра) к северо-востоку от Баиа-Бланка. Говоря о добытых там свидетельствах, Ф. Амегино подчеркивал: «Присутствие человека или, скорее всего, его предка на этой древней стоянке доказывается многочисленными образцами грубо обработанных кремней, наподобие миоценовых каменных орудий из Португалии, надрезанных и обожженных костей, а так же следов древних кострищ». Содержащие эти свидетельства слои принадлежат к плиоценовой формации Монте-Эрмосо, возраст которой оценивается в 3,5 миллиона лет.
Среди ископаемых находок, ... был атлант ... гоминида. Флорентино Амегино увидел в нем примитивные черты, но Алеш Грдличка признал его человеческим. (с. 158).
[Не значит ли этот факт просто, что атлант принадлежал прямоходящему примату? НК].

В 1910 году Грдличка приехал в Аргентину ... . Флорентино Амегино решил самолично проводить его до Монте-Эрмосо. По отношению к открытиям Грдличка занял довольно интересную позицию. В своей книге «Early Man in South America» («Древний человек в Южной Америке»), вышедшей в свет в 1912 году, он вскользь упомянул о кремневых инструментах и других следах человеческого присутствия, обнаруженных Амегино в формации Монте-Эрмосо. Как это ни странно, но напрямую Грдличка оспаривать свидетельства не стал. Вместо этого он посвятил десятки страниц своей книги тому, чтобы посеять сомнения по поводу последующих, менее убедительных открытий, которые он вместе с Амегино сделал в Пуэльчеане (Puelchean), более молодой формации, располагающейся над плиоценовой в Монте-Эрмосо. Возраст Пуэльчеанской формации оценивается в 1-2 миллиона лет. (с. 159).

Большинство орудий, найденных Грдличкой и Амегино во время их совместной экспедиции, представляли собой грубо обработанные кварциты. Грдличка не оспаривал того, что авторство даже самых грубо сработанных образцов принадлежит человеку. Но возраст он брал под сомнение. (с. 160).
На территории Аргентины, в Сантакрусианской и Энтерреанской формациях, Амегино обнаружил каменные орудия с находящимися рядом надрезанными костями и следами огня. Возраст Сантакрусианской формации определяется ранним и средним миоценом. То есть возраст обнаруженных там орудий составляет 15-25 миллионов лет. Во всех просмотренных нами современных публикациях мы не нашли ни одного уроминания об Энтерреане. Но в силу того, что эта формация предшествует Монте-Эрмосанской, ее возраст должен быть по крайней мере соответствовать периоду позднего миоцена, или около 5 миллионов лет.

Во многих местах Амегино находил следы огня, температура которого была намного выше той, которую может дать обыкновенный костер. Свидетельство тому крупные глыбы твердой глины и шлака. Вполне возможно, что они могут являться остатками примитивных литейных производств или печей для обжига или сушки глины, которые использовали существа, обитавшие на территории современной Аргентины в период плиоцена.» (с. 161).

[По мнению А.Ю. Розанова, некоторые геологические породы, попав в огонь, придают пламени очень высокую температуру. И таких пород много.]

В следующем разделе, "Орудия, найденные Карлосом Амегино в Мирамаре, Аргентина." М. Кремо написал:

«После критики, которую Алеш Грдличк обрушил на открытия Флорентино Амегино, Карлос, брат Флорентино, предпринял новые исследования на аргентинском побережье , к югу от Буэнос-Айреса. С 1912 по 1914 год Карлос Амегино и его коллеги, работая по поручению музеев естественной истории Буэнос-Айреса и Ла-Платы, обнаружил каменные орудия в Чападмалаланской (Chapadmalalan) плиоценовой формации у подошвы barranca, или скал, простирающихся вдоль морского побережья под Мирамаром (Miramar).

Для того чтобы официально подтвердить возраст кремневых инструментов, Карлос Амегино пригласил комиссию из четырех геологов, которым предложил дать свое заключение по этому поводу. В комиссию вошли: Сантьяго Рот (Santiago Roth), директор Бюро геологии и шахт провинции Буэнос-Айрес; Лутс Витте (Lutz Witte), геолог Бюро геологии и шахт провинции Буэнос-Айрес; Вальтер Шиллер (Walter Schiller), заведующий отделом минералогии Музея Ла-Платы и консультант Национального бюро геологии и шахт; Мойзес Кантор (Moises Kantor), заведующий отделом минералогии Музея Ла-Платы.

Проведя тщательное обследование места находок, комиссия пришла к выводу, что образцы были обнаружены в нетронутых чападмалаланских отложениях. Таким образом, возраст отложений орудий должен составлять от двух до трех миллионов лет.
Во время пребывания в Мирамаре члены комиссии стали очевидцами находки каменного шара и кремневого ножа в плиоценовой формации. Таким образом, они смогли засвидетельствовать подлинность открытий. Рядом были обнаружены частицы обожженной земли и шлака. Кроме того, в своем докладе члены комиссии сообщали: Во время раскопок, которые велись в присутствии комиссии, из того же разреза, где находились каменный шар и нож, были подняты плоские камни, похожие на те, которые индейцы используют для добывания огня». Все это говорит о том, что человеческие существа, умевшие изготовлять инструменты и пользоваться огнем, жили на территории современной Аргентины в период позднего плиоцена, то есть 2-3 миллиона лет назад.

После отъезда комиссии в Буэнос-Айрес Карлос Амегино остался в Мирамаре для продолжения раскопок. Из верхних слоев эпохи позднего плиоцена он извлек бедренную кость токсодонта (Toxodon), вымершего копытного млекопитающего, в древности обитавшего на территории Южной Америки. Это длинношерстное животное было похоже на коротконогого и безрогого носорога. В бедре токсодонта Карлос Амегино обнаружил каменный наконечник стрелы или копья, что свидетельствовало о присутствии на территории современной Аргентины 2-3 миллиона лет назад, людей с довольно высоким уровнем развития. Но возможно, бедренная кость с застярвшим в ней наконечником стрелы не такая уж древняя и она просто каким-то образом сама попала из верхних слоев в нижние? Однако Карлос Амегино указывал, что бедро было обнаружено вместе с другими костями задней ноги токсодонта. Что эта бедренная кость не была отдельной костью, каким-то образом попавшей в Чападмалаланскую плиоценовую формацию, но являлась частью животного, которое погибло, когда данный геологический слой находился на стадии формирования. Амегино отмечал: «Кости имеют грязновато-серый цвет, характерный для данного слоя, а не темный, что типично для оксидов магния, присутствующих в Энсенадане (Ensenadan)». Уточняя характеристики находки, он подчеркивал, что пустотелые части костей ноги животного были заполнены чападмалаланским лессом. Разумеется, если бы даже кости токсодонта каким-то образом сумели проникнуть через Энсенаданскую формацию и очутиться там, где они были обнаружены, все равно они не перестали бы быть аномально древними. Возраст Энсенаданской формации составляет от 400 тысяч до 1,5 миллиона лет.

Те, кто захочет оспаривать древность бедренной кости токсодонта, непременно укажут, что еще несколько тысячелетий назад это животное обитало на просторах Южной Америки. Однако Карлос Амегино указывал, что размеры обнаруженной в им в Мирамаре взрослой особи токсодонта были намного меньше встречающихся в верхних, более молодых стратиграфических слоях Аргентины. Это говорит о том, что его ископаемый образец был более древним видом токсодонта. Карлос Амегино полагал, что отличавшиеся небольшими размерами мирамарский токсодонт является чападмалаланским видом этого животного – Toxodon chapadmalalensis, впервые описанным Флорентино Амегино.
Кроме того, Карлос Амегино непосредственно сравнил бедро своего чападмалаланского тоходонта с костями видов, обнаруженных в более молодых формациях. Он подчеркнул, что «бедренная кость из Мирамара в целом меньше и тоньше», и привел основные отличия бедренной кости, которую он нашел в мирамарской формации позднего плиоцена, от Toxodon burmeisteri более молодых геологических уровней». (с. 164).

Затем Карлос Амегино описал засевший в бедренной кости кремневый наконечник: «Наконечник представляет собой пластинку кварцита, полученную в результате отслоения от «материнского» блока путем единичного удара и заточенную по бокам только с одной стороны. После этого образец был заострен и ему была придана форма листа ивы. Таким образом, он стал напоминать обоюдоострые наконечники солутреанского типа, так называемые feuille de saule (ивовый лист)... Все эти признаки говорят о том, что мы имеем дело с наконечником мустерианского типа европейского палеолитического периода». Трехмиллионный возраст такого наконечника ставит под вопрос обоснованность версии современного научного истеблишмента, согласно которой три миллиона лет тому назад на Земле могли существовать лишь самые примитивные вида австралопитеков, положившие начало линии гоминоидов.

В декабре 1914 года Карлос Амегино вместе с Карлосом Бручем (Carlos Bruch), Луисом Мариа Торресом (Luis Maria Torres) и Сантьяго Ротом (Santiago Roth) побывали в Мирамаре с целью проведения замеров и фотографирования точного местоположения находки бедренной кости токсодонта. Карлос Амегино заявил: «Прибыв на место последних открытий и продолжив раскопки, мы стали находить все новые и новые камни со следами преднамеренной обработки. Это утвердило нас в мысли, что мы имеем дело с настоящей мастерской той далекой эпохи». Многие найденные орудия были наковальнями и каменными молотками. Каменные инструменты были также обнаружены в Энсенаданской формации, которая в Мирамаре располагается над Чападмалаланской». (с. 165).

Далее, М. Кремо пишет: «В издании 1957 года «Fossil Men» Марселен Буль подчеркивал, что уже после того, как Карлос Амегино откопал бедренную кость токсодонта, в чападмалаланском горизонте Мирамара он обнаружил хорошо сохранившийся сегмент позвоночника этого древнего млекопитающего с засевшими в нем двумя каменными наконечниками. Буль утверждал: «эти открытия оспаривались. Уважаемые ученые утверждали, что данные ископаемые свидетельства могли попасть в этот геологический слой из верхних горизонтов, где находилось paradero, или индейское поселение. А в нижних слоях они могли очутиться в результате подвижек и смещений земной коры». И здесь в качестве единственного обоснования своего утверждения Буль приводит ссылку на доклад Ромеро 1918 года! Он даже не удосужился поинтересоваться мнением комиссии из четырех высококвалифицированных геологов, которые пришли к заключению, прямо противоположному выводу Ромеро». (с. 167).
«Буль продолжает: «В подтверждение этого вывода можно привести то, что обнаруженные в Мирамаре аппретированные и отшлифованные камни, bolas и bolasderas, идентичны тем, которые индейцы обычно используют в качестве метательных орудий». Буль заявил, что «блестящий этнограф» Эрик Боман (Eric Boman) документально подтвердил эти факты.

Но могли ли люди, постоянно обитая на территории современной Аргентины с третичных времен, оставить неизменной технологию изготовления орудий? А почему бы и нет? Особенно если, как это подтвердила комиссия геологов, орудия были обнаружены в плиоценовых горизонтах in situ. То обстоятельство, что найденные инструменты идентичны тем, которые использовались более поздними обитателями тех мест, никоим образом не препятствует признанию их принадлежности к третичной эпохе. Современные племена в различных частях света и сегодня делают каменные инструменты, которые трудно отличить от тех, которые производились два миллиона лет назад». (с. 168).

Затем М. Кремо цитирует Бомана, описавшего «свою поездку в Мирамар, состоявшуюся 22 ноября 1920 года. «Пароди сообщил об обнаружении каменного шара, вымытого прибоем и оставшегося «вцементированным» в barranca. Карлос Амегино пригласил свидетелей, чтобы удостоверить момент изъятия образца из горной породы. Кроме меня туда отправились д-р Эстаниславо С. Сабальос (Estanislavo S. Zaballos), экс-министр иностранных дел, д-р Г. фон Игеринг (H. von Ihering), экс-директор Музея Сан_Пауло (Бразилия), и известный антрополог д-р Р. Лехманн-Нитше (R. Lehmann-Nitsche)». В мирамарской barranca Боман убедился в том, что ранее сообщенная Карлосом Амегино информация по геологии этого места соответствует действительности». ...

«Когда мы прибыли в конечную точку нашего путешествия, пишет Боман, – Пароди показал каменный предмет, засевший в перпендикулярном сегменте barranca, где имелась небольшая зона вогнутости, возникшая, по всей видимости, в результате воздействия океанских волн. Предмет представлял собою поверхность, выдававшуюся на два сантиметра (немного меньше дюйма). Пароди стал очищать его от земли, чтобы сфотографировать. И вдруг мы увидели, что это каменный шар с бороздкой посередине, похожей на те, которые обнаруживаются на шарах - bolas. После того, как находку сфотографировали in situ, она была извлечена. Была так же сфотографирована сама barrancas и находившиеся рядом люди. Образец настолько крепко сидел в породе, что нужно было применить достаточно большое усилие, чтобы даже с помощью специальных инструментов его удалось вытащить». Боман подтвердил местоположение камня bolas (рис. 5.2.а), который был обнаружен в трех футах (0,9 метра) выше песчаного пляжа. Боман заявил: «Вarranca состоит из эйсенаданских пластов, лежащих над чападмалаланскими. Граница между двумя уровнями была, несомненно, не совсем четкая ... Как бы то ни было, мне представляется несомненным, что камень bolas был обнаружен в чападмалаланских слоях, которые выглядели плотными и однородными».

Затем Боман рассказал о другом открытии: «Пароди продвигался в мою сторону, киркой расчищая себе дорогу через barranca, как вдруг неожиданно нашему взору предстал второй каменный шар, на 10 сантиметров меньше первого... Он был больше похож на точильный камень, чем на bolas. Это орудие (рис. 5.2.б) было найдено на передней части скалы, на глубине десяти сантиметров (4 дюйма)». По наблюдению Бомана, на нем были следы износа. Позже Боман и Пароди обнаружили третий каменный шар (рис. 5.2.в). Он был найден в 200 метрах от первых двух образцов на глубине полуметра от поверхности скалы. Говоря об этом последнем открытии в Мирамаре, Боман подчеркнул: «Нет никаких сомнений в том, что камни были обточены человеком, в результате чего приобрели форму шара» (с. 171).

В целом обстоятельства находок подтвердили то, что найденные в Мирамаре шары относятся к эпохе плиоцена. Боман сообщал: «Д-р Р. Лехман-Нитше заявил, что, на его взгляд, извлеченные нами каменные шары были обнаружены in situ. Они одного и того же возраста, что и Чападмалаланская формация. До этой встречи мы не были знакомы. Д-р фон Игеринг менее категоричем в своих выводах. Что касается меня лично, то я могу заверить, что не вижу ни одного признака, который бы говорил о более молодом возрасте находок. Камни bolas твердо сидели в скальном массиве, и нет никаких признаков, что находившаяся над ними почва была когда-либо потревожена»». (с. 172)

Так что же произошло?
Каким образом в Южной Америке, начиная с в раннего миоцена, 25-5 миллионов лет назад, а затем и в плиоцене, появились каменные орудия? Кто их делал?

Все эти наконечники, ножи, шары для боло (с канавкой для ремешка!) и, быть может, для пращи? Кто разводил огонь? Высоко температурный. И так – через весь миоцен и плиоцен Южной Америки!

Вплоть до плейстоцена, когда уже можно ожидать вселения из Северной Америки практически севременного человека. Его так и называют: «палеоиндейцы». Индейцы!

Начнем издалека. Бегло просмотрим то, что нам известно. Начиная с позднего триаса. С Зоогеографической Пангеи.

В позднем триасе, около 200 млн. лет назад, было так хорошо! Рухнул старый палеозойский мир. С его медленно передвигающимися примитивными ящерами, зверообразными «рептилиями», самые мелкие и шустрые из которых сохранились, эволюционировали и стали млекопитающими.

В конце траса появились сразу: Черепахи, Крокодилы, Динозавры, Птерозавры, и Млекопитающие: Прототерии и Терии.

Терии – это Сумчатые и Плацентарные. Еще как одна, единая, неразделенная группа.

Дальше была юра. Климат теплый. Изобильная Земля во многих местах прорезана только что появляющимися новыми океанами. Уже есть Южная Атлантика, юг Индийского океана, и, возможно, Тихого. Еще остается соединяющий их по экватору океан Тетис. Он уже сжат на Западе – соединились обе Америки. И это сжатие будет продолжаться, постепенно закрывая все более восточные области Тетиса. И Тетис потом будет весь сжат неумолимо двигающимися на север южными континентами. И бывший океан превратится в величайшую широтную зону складчатости – Альпийскую. Именно из осадков Тетиса состоят все те горные системы, которые протягиваются от Центральной Америки - через Атлантический океан - к Гибралтару и далее – вдоль величайших гор Земли – Гималаи. Именно в Гималаях, среди смятых отложений Тетиса, с его раковинами, кораллами и скелетами рыб, найдены гигантские базальтовые плиты – куски дна Тетиса – до 15 км толщиной и 300 км длинной. Базальтовое дно погибшего океана Тетис. В районе Индокитая эта грандиозная альпийская горная система обрывается в океан. Там нечего было давить. Австралия и Новая Гвинея не поспели к сдвигающейся на запад-северо- запад Азии вовремя. Опоздали на этот грандиозный спектакль.

Он придолжается и сейчас. Но мы его не видим. Мы только пугаемся вызванных подвижками землетрясений, цунами, гигантских оползней и иных проявлений жизни нашей живой Планеты.

Единый позднетриасовый континент (правда, разрезанный Тетисом и тремя нарождающимися новыми океанами), были населен, фактически, животными одной зоогеографической области.

Полное равенство. У всех равные возможности. Полная «демократия». На всей Земле царствуют только что появившиеся динозавры. И будут царствовать еще порядка 100 миллионов лет.
Но тут произошло одно мелкое зоогеографическое обстоятельство. Позднетриасовый континент распался на две части.
Появились две суши. На севере – большая. А на юге – поменьше.
И никаких «равных возможностей». Северным – очень много. И Северная Америка, и Африка, и Евразия с Индостаном. Объединенные.
А Южным – заметно меньше. Только Южная Америка, Антарктида и Австралия.
Так получилось.
Вам – поменьше, но у вас и жизнь будет полегче. А вам – побольше. Но – не обессудьте. Жизнь будет покруче, посуровее.
На Севере Терии развились в Плацентарных. А на Юге – в Сумчатых.
Карма.

Именно это разделение привело к тому, что в Южной Америке оказалась гетерогенная, уникальная фауна млекопитающих. Сумчатые вместе с Плацентарными!

Дело в том, что около 110 млн. лет назад, в верхах раннего мела, был краткий геологический эпизод. В самом конце раннего мела Северная Америка вошла в контакт с Южной. И североамериканские Плацентарные дружной толпой ввалились в Южную Америку, населенную только Сумчатыми, прежде всего – хищными мелкими зверьками – опоссумами. Ввалилась сразу большая куча: примитивные копытные (Кондиляртры), южные копытные (Нотоунгуляты), неполнозубые (Ленивцы и Муравьеды) ... и мелкие древесные грызуны (потом они станут морскими свинками и капибарами) и – гвоздь программы – ПРИМАТЫ!

А изолированная уже к этому времени Австралия осталась с тем, что имела. Вся эта североамериканская «благодать» ее миновала. Так и остались в Австралии только Прототерии (утконос и ехидны), и хищные и растительноядне Сумчатые.

Антарктида – не в счет. На ней были те же звери, что и в Южной Америке. Сейчас это хорошо известно. А за два года до первой находки антарктических эоценовых зверей и птиц, нами с А.С. Раутианом было предсказано, что антарктическая фауна наземных тетрапод будет вариантом не австралийской, а южноамериканской фауны. Так оно и оказалось.

Историческая зоогеография – мощнейший инструмент исследования, еще вовсе не оцененный большинством биологов и полностью игнорируемый геологами.

Судьба антарктической фауны была иной, чем южноамериканской. Печальной. Антарктида «въехала» под южный полюс вращения Земли и к плиоцену на Антарктиде остались только по долинам карликовые южные буки – нотофагусы. А потом и они кончились. Холод фактически стерилизовал континент. По крайней мере, все наземные позвоночные погибли.

{Если вы не боитесь морозов – перед вами (при условии вашего горячего желания) – блестящая перспектива. Возможно, именно вам удастся вычислить, где стоит поискать мороженые трупы антарктических ленивцев, муравьедов, сумчатых волков, медведей и кошек, опоссумов, нотоунгулят, кондиляртр, пантодонтов, обезьян, грызунов и хищных птиц – форораков ... }

Приматы, которые явились в Южную Америку, были такие же мелкие, как самые мелкие современные игрунки. Фактически, именно они, игрунки, и явились. Только – в конце раннего мела! Населили сельву и купались в изобилии. Насекомых полно. Только успевай хватать. Живи и смотри сверху вниз на развертывающиеся спектакли жизненных драм. Перепетии личной жизни динозавров и крокодилов. И более близкие спектакли – со зверями. Освоение сельвы и пампы туповатыми копытными – нотоунгулятами и кондиляртрами. Правда, копытные тогда, в мезозое, до мела включительно, были размером с кролика и меньше. Только в кайнозое они стали, как и многие иные млекопитающие, крупными.
В начале кайнозоя даже еле двигающиеся ленивцы почти все слезли с деревьев.

Им и на деревьях было неплохо. Ведь сельва – это вороха листьев на ветках. Только рви да лопай. Нет, слезли. Уже в конце мела стало лень лазить по делевьям. Напрягаться надо. Спустились на землю. Наземные ленивцы известны прямо с начала кайнозоя, палеоцена. Эти – медлительные и тупые. Им достаточно листьев и травы. Они быстро вымахали в размерах. Стали размером с овцу, потом с быка, носорога. Человек застал уже мегатериев и милоднов, размером со слона и крупного быка. Тупые были, но несокрушимые и мощные.

Часть опоссумов тоже спустилась в пампу. И стали охотиться и на сумчатых, и на плацентарных. На все, что могли догнать и одолеть. Некоторые из них стали походить на собак, другие – на медведей и кошек, в том числе и саблезубых. Стали крупными, но остались с ущербными мозгами. А зачем напрягаться в царстве изобилия? Лопай себе спокойненько, и не волнуйся. Известно: сила есть – ума не надо!

Вот и мелкие обезьянки – игрунки, наблюдая жизнь сверху, с деревьев, так и провели конец раннего мела, весь поздний мел, и к олигоцену (всего это около 80 миллионов лет), стали покрупнее размером – с современного ревуна или капуцина.
А современный капуцин, да будет вам известно, смотрит телевизор, и некоторые задачи решает лучше, чем шимпанзе.
И вот, в раннем олигоцене, став размером с капуцина, они дерзнули осваивать пампу.

Результат был совершенно потрясающим!
За олигоцен, к началу миоцена, – до нового контакта с Северной Америкой (!) – Панамского моста, продвинутые широконосые обезьяны, фактически, стали людьми!
Развели огонь и стали делать разные орудия. Прежде всего – для охоты – наконечники, ножи, бола.
Честь этого великого открытия всецело принадлежит двум величайшим исследователям палеонтологии млекопитающих Южной Америки: братьям Флорентино и Карлосу Амегино.

Ореопитек.
Oreopithecus bambolii Gervais, 1872. «Ореопитек. Тип происходит из верхнего миоцена Италии (Тоскана). Известны по находке 1958 года, не только по обломкам челюстей с зубами, но и по большей части скелета. ...» В Основах палеонтологии ореопитек без каких либо вопросов был включен в подсемейство австралопитецин, в составе семейства Понгид (Pongidae). Собственно, австралопитецины в Основах и начинаются с ореопитека. (Основы палеонтологии, 1962, с. 103.)

Ореопитек был описан Жерве в 1872 году по фрагментам челюстей с зубами. Причем зубы и послужили основанием для отнесений ореопитека к австралопитециннам. А в 1958 году был найден практически полный скелет с сильно раздавленным черепом. И продолжилась научная дискуссия, в результате которой к двум семействам узконосых обезьян – Церкопитецидам (Cercopithecidae) и Понгидам (Pongidae), добавилось третье, монотипичное семейство, – Ореопитециды (Oreopithecidae).

Вопрос о положении ореопитека возник потому, что даже на очень неважных фотографиях и прорисовках скелета ореопитека было видно, что у этой странной небольшой обезьяны – длинные руки и кисти высоко специализированного брахиатора. Хвоста практически нет. А ноги – длинные и достаточно мощные. По крайней мере не хуже, чем у многих церкопитецид. Лучше. Мощнее. Первый палец стопы отчетливо противопоставлен остальным. Череп же был практически раздавлен.

Казалось, что новая, наиболее полная, находка подтвердила раннее, начала ХХ века отнесение ореопитека к новому, третьему семейству узконосых обезьян – Oreopithecidae Schwalbe, 1915. Однако ...

В 1999 году Мартин Майстер написал популярную статью, перепечатанную журналом GEO, выдержки из которой приведены ниже. Скелет ореопитека был переизучен палеонтологом Майке Келер и ее мужем Сальвадором Мойя Сола. Они показали, что ореопитек, абсолютный возраст которого был определен в 8 млн. лет, был первым передвигавшимся на ногах приматом, освоившим прямохождение задолго до человека.

«Даже на примере предков самого человека пока еще нельзя однозначно ответить, как же все-таки возникла прямая походка и как она связана с развитием точной координации кисти. Поэтому исследование скелета № 11778 (ореопитека) открывает новую страницу в изучении эволюции гоминоидов. «После находки ореопитека, – говорит Сальвадор Мойя Соло – у исследователей впервые появилась модель, на которой можно было проверить целый ряд гипотез, относящихся к прямохождению, независимо от линии Homo sapiens»

... В результате кропотливой работы ученых было неопровержимо доказано, что размеры позвонков ореопитека увеличиваются сверху вниз. Иначе говоря, нижние позвонки принимают верхние в свои «широко распростертые объятия». Такое пирамидальное упорядочение суставных площадок отмечалось прежде только у гоминидов (человека и его предшественников, в частности у австралопитека). ... Своеобразное строение элементов позвоночника стало первым указанием на то, что обезьяна из Тосканы не изредка, а постоянно ходила на двух ногах. Исследуя область поясницы, ученые обнаружили второй, прежде считавшийся исключительной принадлежностью гоминидов признак: особое устройство пятого поясничного позвонка, который «гасит» импульсы, возникающие при ходьбе, не давая корпусу опрокинуться. Ученые обнаружили у ореопитека и ряд других особенностей, подтверждающих гипотезу о прямохождении. Так, его лобковые кости оказались необыкновенно схожи с костями знаменитой «Люси», скелетом прямоходящего прачеловека, известного ... как Australopithecus afarensis, и отличаются от соответствующих костей шимпанзе или орангутана …

Oreopithecus bambolii двигался своим собственным эволюционным путем, причем на двух ногах. Этим, как и своим круглым черепом, он напоминает человека. Однако он не принадлежал к эволюционной ветви, от которой произошел Homo sapiens. Вертикальная походка давала небольшой обезьяне ростом в 1 метр 10 сантиметров и весом в 32 килограмма возможность срывать плоды с высоких кустов. На выпрямленную осанку указывает множество открытых сейчас особенностей анатомического строения примата. Среди нах – сантиметровый отросток седалищной кости таза, к которому крепилась сухожильная связка. Этот отросток есть также у человека и его предшественника – австралопитека. У человекообразных обезьян он меньше или вообще отсутствует».

Честь находки наиболее полного скелета Oreopithecus всецело принадлежит швейцарскому ученому Иоханнесу Гюрцелеру. Когда скелет был найден и с риском для жизни извлечен из старой шахты, «Гюрцелер получил поздравления от коллег со всех концов света, а газета «Нью-Йорк таймс» сообщила о его аудиенции у папу Иоанна XXIII, который отличался прогрессивными взглядами и чрезвычайно интересовался эволюцией человекообразных.
Еще до находки скелета палеонтолог опубликовал свои воззрения на родовую и историческую принадлежность изучаемых им приматов. Он считал, что их следует относить не к мартышкообразным обезьянам, как предполагали некоторые исследователи, а к группе гоминоидов, человекообразных (к ним принадлежат человекообразные обезьяны и гоминиды, то есть сам человек и его предки) В своих трудах Гюрцелер пытался доказать это особенностями прикуса ореопитека, гораздо более похожего на человеческий, чем на обезьяний. Он предположил, что ореопитек даже принадлежит к числу близких родственников человека – что показалось тогда многим специалистом чудовищным, и они преопочли просто проигнорировать мнение швейцарского ученого, а в 1985 году даже не пригласили его на симпозиум, посвященный Oreopithecus bambolii ... Сегодня большинство специалистов, в том числе Майке Келер и Сальвадор Мойя Сола, относят примата из миоцена к гоминидам. Но суть их открытия Майке Келер формулирует так: «Oreopithecus bambolii был не предком человека, а близкой к виду Homo sapiens человекообразной обезьяной, передвигавшейся на задних конечностях.»

... Гюрцелер и Буркарт Энгессер, его преемник по изучению окаменелостей позвоночных животных, определили, что место находки скелета Oreopithecus bambolii в Тоскане 8 миллионов лет назад было островом, причем ... на нем не было крупных хищников, которые охотились бы за приматами. «Ведь если нет хищников, то зачем тогда обезьянам жить на деревьях?» – задается вопрсом Майке Келер. В конце концов, такой образ жизни чреват падениями и травмами. Известный швейцарский антрополог Адольф Шульц, обследовав 260 гиббонов, обнаружил у каждого третьего из них следы заживших переломов, полученных в результате падения с деревьев во время прыжков. Подобные сведения имеются и о живущих на воле орангутанах, капуцинах и носатых обезьянах.

Источники питания на островах ограничены. И тот, кто лучше осваивается в этих скудных условиях, имеет неоспоримые эволюционные преимущества, к примеру, если существо способно передвигаться по земле на двух ногах. Ведь это не только требует меньше расхода энергии, чем прыжки по деревьям, но и оставляет возможность для развития передних конечностей. Именно поэтому обезьяна, не теряя умения карабкаться по деревьям, встала в конце концов на ноги. И если бы остров со временем не соединился с враждебным материком, населенным опасными хищниками, – может быть эволюция Oreopithecus bambolii показала бы, на что способны освобожденные передние конечности? ..».

Oreopithecus, по принятой нами системе относится к семейству Людей (Hominidae), состоящего из трех подсемейств: Oreopithecinae, Australopithecinae и Homininae.

Ореопитеки жили в изолированной в позднем миоцене фауне острова, названного Гаргано. Остатки ореопитека найдены так же на Сардинии и в Бесарабии.

Следует сказать немного о некоторых представителях замечательной фауны Гаргано. Наряду с мелкими оленями там жили странные пятирогие антилопы – гоплитомериксы.

[Гоплитомериксы (Hoplitomeryx) – именно многорогие антилопы, а не отдельное семейство Hoplitomerycidae неясного систематического положения. Вся путаница с ними произошла потому, что к верхней части черепа с пятью рогами (типовой экземпляр), на реконструкции добавили верхнюю челюсть с большими сабельными клыками. Такие клыки обычны у некоторых оленей, например, у кабарги (Moschus) и водяных оленей (Hydropotes). А у всех известных нам бычьих (Bovidae), клыки либо сильно редуцированы, либо просто отсутствуют.]

Самым же крупным хищником Гаргано был крупный безиглый еж – Deinogalerix. Череп его достигал в длинну 20 см.
Представить себе, что мелкие, с гиббона величиной, брахиаторы, могли дерзнуть спуститься в нормальной континентальной миоценовой фауне Европы, с ее собаками, крупными куньими, виверрами, кошками, гиенами и медведями, совершенно невозможно.

Следовательно, территория будущего острова была заселена мелкими брахиатороми. А когда остров изолировался, то в отсутствии приличных хищников, роль хищника стал играть крупный безиглый еж.

И многое, невозможное в иных местах, стало возможным. Стало возможным мелкому брахиатору спуститься на землю и стать отдельной формой гоминид, близкой к австралопитецинам. Они перешли на бипедальное передвижение.

Фактически, ореопитек – первое по времени, вполне самостоятельное издание гоминид. Созданное вне Африки, на изолированном европейском острове. На приблизительно той же основе, что и австралопитеки. На базе мелких брахиаторов.
Не надо забывать, что в современной фауне есть, фактически, только один настояий брахиатор – гиббон.

Гориллы, оранги и шимпанзе – бывшие брахиаторы, на которых просто хорошо видны следы их прежнего способа передвижения. В лучшем случае они просто «ходят», раскачиваясь, цепляясь за ветви руками. С их весом брахиировать – смерти подобно.
Брахиация – очень интересный, уникальный, выгодный, красивый, эффективный и эффектный способ передвижения. Похож на полет. Но – смертельно опасный!

В хороших фильмах изредка можно увидеть, как глава семейства гиббонов, утром, после показательных полетов, усаживается на ветку и поет своему искренне восхищенному семейству.

Известный антрополог Клаач полагал, что все основные расы людей могли происходить от своих форм Понгид. Желтые от орангов, черные – от шимпанзе, ...

Если не учесть одного очень простого обстоятельства, это может показаться чистой фантастикой, просто глупостью. Многие так и считают.

Однако, не надо забывать, что происходило это не вчера, и не 5-10 тысяч лет назад. А в миоцене! Где-то от 25 до 10 миллионов лет назад. Когда еще не было известных всем нам орангов, горилл, шимпанзе, бонобо и гиббонов. А были гораздо более близкие друг к другу понгиды. Более мелкие и вовсе не так страшно специализированные, как нынешние крупные.

Но ведь у желтых, действительно, есть признаки, сближающие их с орангами. Прежде всего, в строении резцов. Зинджантроп, на мой взгляд, больше иных австралопитеков напоминает гориллу. В то время как австралопитек африканский – шимпанзе. И ребенок из Таунгса физиономически очень похож на молодого шимпанзе.
Последующая сильная специализация сохранившихся до нашего времени антропоидов – очередной страшный пример чрезмерной специализации и увеличения размера. Есть старинная русская пословица: Сила есть – ума не надо!

Здесь она верна буквально! Одно из наиболее впечатляющих напоминаной об этом – горилла. Гигантский, мощный примат, – понгид. Фактически – это непобедимая корова. Находящаяся сейчас в полной зависимости от Людей. Обреченная на вымирание. По крайней мере – в природе.

Недавно по радио и телевидению (конец октября 2004 года) прошли сообшения, что на острове Флорес (Индонезия) в пещере был найден один довольно полный скелет и еще дополнительные материалы, принадлежавшие мелкой расе людей около 1 метра ростом. Объем черепной коробки был определен в 340 куб. см.  Там же были найдены каменные орудия, и следы огня. Об орудиях и огне было сказано, что принадлежность их этим людям еще необходимо доказать. Находки датируются от 18 000 до 13 000 лет, «когда на острове появилось современное население», истребившее прежних мелких жителей.

Первоописание Homo floresiensis дано в Nature (Vol. 431/ 28 October 2004). Здесь можно заметить, что кроме прямого истребления, могла быть и метисация. Но, в любом случае, этих мелких людей сейчас нет. Результат у нас всегда один.
Флоресские люди (Homo floresiensis) физиономически похожи на мелких синантропов (Homo sapiens erectus). Думаю, вопрос об орудиях и огне скоро решится в их пользу. Классические китайские синантропы жили в пещерах, в которых годами горел огонь.

Вопрос: 1) на Флоресе найдены измельчавшие на острове питекантропы (как уже сейчас публикуют), которые охотились на крупных крыс, гигантского комодского варана, и на карликового слона-стегодона; или
2) это – исходно мелкая форма, для которой классические синантропы – продвинутая, более поздняя форма. Потомки Homo floresiensis.

Полагаю, что, скорее всего, по зрелому размышлению, вопрос решится в пользу второго варианта. Уж очень трудно себе представить, что имевшие объем черепной коробки порядка 700-800 см3 , их измельчавшие потомки остались при 380 см3.
В это верится с трудом.

Я, действительно, скорее готов поверить, что Homo floresiensis – исходно мелкая форма архантропа. Едва ли в процессе измельчания, исходно весьма крупный мозг мог уменьшиться до такой степени. Практически в два раза.

Надо заметить, что, судя по черепу и сохранившимся костям, эта новая для нас раса людей была сложена очень пропорционально. В то время как заметно уменьшившиеся в росте африканские пигмеи выглядят менее пропорционально сложенными, более головасты. Что вовсе не мешает им быть современными людьми (Homo sapiens sapiens) и при желание заключать браки с рослыми банту. При росте 1-1,5 м, пигмеи имеют объем черепной коробки около 1 350 см2. Кстати, пигмеи – профессионально охотятся на слонов. С копьями.
Если эти соображения верны, то это значит, что самая примитивная мелкая раса питекантропов (Homo sapiens erectus) дожила до времени их встречи с нашим видом (Homo sapiens sapiens) 18-13 тысяч лет назад. И, не будь остров заселен нами, жили бы там и сейчас.

Из газетных сообщений «индонезийцы собираются у костров и рассказывают истории о страшных карликах Эбу Гого, обитающих в здешних лесах. Существа эти ростом около метра, с короткими ногами и непропорционально длинными руками. Одежду они не носят, а тела их покрыты густой шерстью. Старики рассказывают, что в давние времена люди и карлики жили довольно дружно, однако потом между ними разразилась кровопролитная война. Большинство Эбу Гого были уничтожены, выжившие оттеснены в непроходимые леса. С тех пор они всячески избегают людей, лишь изредка попадаясь им на глаза.» (Алена Снежина)

Не избегли.
И ведь это – не единичный случай. Их, наверняка, было несчетно много. Мы воюем всегда.

Знаю только один эпизод, который был подробно запротоколирован Ч. Дарвином. Вся история этой трагедии, участниками которой были некоторые из английских джентльменов, живших на Тасмании, была еще свежа в их памяти, когда Дарвин говорил с ними. Это – поголовное истребление тасманийцев. Прочитайте у Дарвина, что ему рассказали об этом на Тасмании цивилизованные английские джентльмены.
Здесь можно отметить, что у Дарвина же можно прочитать, что отношение англичан к новозеландским маори было совершенно иным. Их не только не истребили (а они, в отличие от тасманийцев, многие были людоедами). С ними было разрешено даже заключать браки!

Довольно широко известно, что японцы еще в 80-х годах ХХ века имели двойной стандарт не только на одежду, но и на автомобили. Один – покрупнее – для американцев. Другой, – той же самой марки, но помельче – для японцев.

Очевидно, что рост есть прямая функция качества жизни. Хорошая, сытая, правильная жизнь быстро ведет к увеличению размера. Но этим не надо увлекалься. На то есть печальные примеры.

«Свиньи», точнее – хищные кондиляртры, перейдя к жизни в воде, стали китами. Пока пакицетус (рис. 12) был размером с поросенка – все было хорошо. Держался бы размеров дельфина, максимум – касатки.

Так нет!
И вода позволяла, и кормовой ресурс был. Перешли с рыбы на планктон. Доступно и повсеместно есть, как трава. Но не трава – животная, высоко калорийная пища: криль. И разогнались до размеров синего кита.

Во первых, не поймешь, как людям с ним общаться. С 20-30 метровыми! А во вторых – сами они стали (биологически) родом гигантских коров. Мозги есть, и очень большие. Но зачем их напрягать! Потеряли мобильность? А зачем она? Разевай пасть и хватай! Да выталкивай изо рта излишние тонны воды.
Уверен, активные охотники – дельфины – самые умные из китов. Умные и общительные. Даже огромные касатки.
Большой размер мозгов – еще не все, что нужно. Самое важное – качество и тренинг. Тренинг, тренинг и еще раз тренинг.
Есть мозги – держи размер тела. Нет – будешь как синий полосатик. Личность, но непостижимая человеческому уму.

В процессе работы над курсом «Палеозоология наземных тетрапод», А.С. Раутиан, в какой-то момент решился нарисовать филогению человека. Результат его буквально потряс. Стараясь развести во времени большие расы людей как можно выше, он убедился, что это никак не удается. Даже от классического питекантропа. Расхождение, видимо, было где-то ниже. От самых примитивных форм архантропов (Homo sapiens erectus). Заодно нашелся свой Питекантроп и для Родезийца. Питекантроп Лики!

«Существует афоризм, который иногда называют «третьим законом Симпсона»: какого бы рода проблема перед нами ни стояла, нам всегда не хватает информации, чтобы решить ее окончательно». (Симпсон, с. 43)

Как жаль, что профессор Симпсон был далек от русской культуры. Есть старая российская пословица: «Слишком хорошо – тоже не хорошо».

Абсолютную истину знает только Бог. Смертным надо знать, что Истина нам недоступна. Только разные уровни Лжи. Надо стремиться к максимальной Правде, то есть – минимальной Лжи. И верить в Разум. Особенно – атеистам.

Надо верить, что Информации вам хватит. И верить в свою Интуицию, в Озарение.

«Вспомним еще один афоризм: никто не знает всего о каком-то предмете. Это не должно омрачать удовлетворения и радости, испытываемых нами от сознания того, что о некоторых вещах нам известно многое». (Симпсон, с. 44)

– Nune dimittus! (Ныне отпущаеши!) – воскликнул он наконец. – Что скажут об этом в Англии?
– Мой дорогой Саммерли, по секрету могу вам сообщить, что именно будет сказано в Англии, – ответил Челенджер. – Там скажут, что вы отъявленный лжец и шарлатан, не имеющий никакого отношения к науке. То же самое, что вы и вам подобные говорили обо мне.
– А если мы предъявим фотографические снимки?
– Подделка, Саммерли! Грубая подделка!
– А если мы предъявим вещественные доказательства?
– А! Вот тогда они от нас не отвертятся!
(Разговор профессора Саммерли с профессором Челенджерером на
плато Мепл-Уайта. Артур Конан Дойл. Затеряный мир. с. 226).

Отвертятся! Да еще как!
Уже сколько лет идет «научная вендетта» по поводу заселения Северной Америки «палеоиндейцами»?

А о Tetraprothomo просто забыли. Намеренно. И нет ни его, ни его уникальных орудий, ни следов огня. Ничего нет.
А нет – так и говорить не о чем!

Камни не могут падать с неба!
Научный вердикт, вынесенный Французской Академией Наук по поводу рассказа некоего французского обывателя, который имел несчастье не только найти метеорит, но и видеть, как он упал с неба. И имел несчастье рассказать это Академикам.

Вот пример, на котором бы поучиться величавой скромности.

Как только мы перестанем смотреть на мир свысока, с величавою гордостью верблюда, перестанем смотреть на всех «иных» людей, начачиная с хабилиса, как на примитивных недоумков, густая пелена предрассудков частично спадет с наших глаз и мы увидим мир более чистым, интересным и прекрасным, чем видели его раньше.

Напомню вам, что метрового роста люди с Флореса, истребленые 18-13 тысяч лет назад, имели объем мозга 340 куб. см.
И что паук-скакун, в фильме Дэвида Эттенборо, по интеллекту близок к мыши. А он сам, целиком, много меньше мышиного мозга. И может жить в ее мозговой коробке, как в доме.

Каждый год я всем своим студентам говорю, что изначально они все – гениальные систематики. Ибо все их предки, с начала времен, всегда правильно решели две основные, жизненно важные задачи:
1. Можно ли Это жрать?
2. Не сожрет ли Это меня?

Все, кто хоть раз в детстве ошибся, не оставил после себя потомства. Канули в Лету.
Их нет среди нас.

Отчего б не понемногу
Введены во бытие мы?
Иль не хочешь ли уж Богу
Ты предписывать приемы?

Способ, как творил Создатель,
Что считал Он боле кстати –
Знать не может председатель
Комитета о печати.

Ограничивать так смело
Всесторонность Божьей власти –
Ведь такое, Миша, дело
Пахнет ересью отчасти!

Ведь подобные примеры
Подавать – неосторожно,
И тебя за скудость веры
В Соловки сослать бы можно!

А.К. Толстой. Послание к М.Н. Лонгинову о дарвинисме. 1872 г.
Не только Председатель комитета по печати знать не может. Даже Высшие Иерархи Церкви – тоже не могут. Дерзая все знать, впадают в весьма опасную ересь.

Правильно говорил великий Н.В. Тимофеев-Ресовский: «Есть Дела Человеческие, и Дела Божеские.»

И ни Церковь, ни кабак –
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так,
Все не так, ребята!

Предкам людей необходимо было быть:

1. Хищными, а затем и хищно-всеядными. Только потом человек может стать вегетерианцем. Осознанно.

2. Размером с гиббона или капуцина. Не меньше (будет крыска), и не больше (будет корова).

3. Провести часть жизни на деревьях, в трехмерном мире, требующим при таком размере приличных мозгов, глазомера и координации.

4. Желательно брахиировать, но тогда останешься без хвоста и надо вновь развивать ноги. Если южноамериканцы – не фантастика, брахиировать не обязтельно. Тогда можно просто лазить, прыгать и иметь длинный хвост, даже хватательный – как третью руку. А ноги, для прыжков и ходьбы, хорошо развитые – уже есть.

5. Спуститься и ходить на ногах, в лесостепи (пампе, саванне), высоко подняв голову и высвободив руки для труда.

6. На земле в рационе большую роль играли выбросы моря на литорали и сбор падали. Возможен «симбиоз» с птицами – падальщиками.

7. Иметь длинное детство, желательно лет до 7-10.

8. Все детство интенсивно играть, то есть учиться всему.

9. Размеров больше метра люди достигли уже когда спустились не землю и начали охотиться на крупных зверей. С 1,5-1,7 м уже можно охотиться на мамонтов и мастодонтов. Пигмеи охотятся на слонов.

Шегайанда: археология как вендетта

«В период между 1951 и 1955 годом антрополог Национального музея Канады Томас И. Ли (Thomas E. Lee) провел раскопки в Шегайанде (Sheguiandah), что на острове Манитулен озера Гурон...

Дальнейшие работы привели к обнаружению орудий в слое тиля, то есть в отложениях камней, оставленных отступающим ледником. Находки свидетельствовали о том, что люди здесь жили еще во времена последнего североамериканского оледенения (висконсинского). Повседующие раскопки выявили наличие второго слоя тиля, который содержал орудия. Каменные орудия были так же обнаружены на уровнях, находящихся под тилевыми слоями.

Каков же возраст этих находок? Трое из четверых геологов, которые проводили обследование стоянки, сочли, что они относятся к последнему межледниковому периоду, т.е. от 70 тысяч до 125 тысяч лет....

Джон Сенфорд (John Sanfrord) из Уэйнского государственного университета, бывший в числе этих четверых геологов, позже поддержал точку зрения Ли. Он преоставил подробное геологическое обоснование и аргументы в пользу того, что возраст Шегайандинской стоянки соответствует Сангамонскому межледниковому периоду ... то есть теплому периоду в начальной фазе Висконсинского оледенения.

Ли вспоминал: «Первооткрыватель стоянки (Ли) потерял свою прежнюю должность на государственной службе и стал на долгое время безработным; его перестали публиковать; данные его открытия стали представляться в искаженном свете другими авторами из числа наиболее известных Браминов; тонны найденных им образцов исчезли в запасниках Национального музея Канады; за отказ уволить автора находок директор Национального музея Жак Руссо (dr. Jacques Rousseau), написавший монографию по стоянке, также лишился должности и оказался в научной изоляции.»

Один знаменитый антрополог, приехав однажды в Шегайанду, воскликнул с недоверием: «И вы там, внизу, что-нибудь находите?» В ответ он услышал: «Черт подери! Спускайтесь сюда сами и смотрите!» Но этот же самый антрополог настоятельно посоветовал мне забыть обо всем, что было в ледниковых отложениях, и сосредеточиться на верхних, более молодых материалах».
В целом же возрасту появления человека в Северной Америке у Кремо и Томпсона посвящены страницы 178-190. И наиболее древняя из датировок – 250 тысяч лет.

Под занавес

И, наконец, рискуя показаться части читателей окончательно субъектом не от мира сего, некоторые соображения о современных людях, в первую очередь из малых (по численности) больших рас, но не только о них.

Никогда нигде не читал, но пару раз слышал, в том числе и от археологов, что есть единственный пример стерильного брака между современными людьми.

Только в случае, когда вступают в брак (чистокровные!) негры и японцы.

Да где их, чистокровных то, найти?

Оставив этот сомнительный факт без внимания, констатируем просто то, что всем людям известно. Все браки любых людей любых наций и больших рас – фертильны. Нравится это кому, или нет. Всех подвидов и рас рода Homo.

Даже контакты с уже не существующими ныне тасманийцами, насколько я знаю, были фертильны. Существуют и ныне потомки тасманийцев с белыми, австралийцами, и, кажется, даже неграми.
А ведь тасманийцы – была самая чистая ветвь той большой расы, которую ныне, имея в виду прежде всего австралийцев, называют австрало-веддоиды.

Собственно австралийцы на материке, видимо, за много (около 120 000) лет своего там существования, имели разнообразные контакты и с папуасами, и с южными монголоидами. Скорее всего, именно этим, отчасти, объясняется и их отличие от тасманийцев, и их большое морфологическое разнообразие. А так же, возможно, серьезные различия языков разных племен австралийцев (триб).
Возможно, мои старые подозрения о том, что папуасы, с их чудовищным количеством языков и типов, есть результат смешения очень разных рас людей на базе, прежде всего, австрало-веддоидов, весьма близки к правде. О различии и самих папуасов, и их языков (почти в каждой деревне – свой язык), писал еще великий Н.Н. Миклухо-Маклай.

Маклай – единственный известный мне реальный человек, который стал локальным божеством. У индонезийцев есть антропоморфмый бог, которого называют: Добрый Маклай. В столице есть улица Доброго Маклая. Известно, где он жил. Что любил гулять в Ботаническом саду. На какой скамейке любил сидеть. Что на ней он писал конституцию Индонезии. 

Как писал Кабо, у австралийцев прослеживается деградация плавсредств с севера на юг. Северные плавают на лодках с балансирами (катамаранах). А тасманийцы «плавали» на бревнах и связках коры. Считайте – не плавали совсем. Сидеть на бревне, загребая руками и ногами – не значит плавать. Они, думаю, прошли на Тасманию, как первая волна древнейших, наиболее чистых, австрало-веддоидов, по суше. Когда пролив пересох. То есть, около 120 000 лет назад. А потом сидели в изоляции, вплоть до столкновения с белыми и истребления. История этой драмы описана у Дарвина в «Путешестве на Бигле...».

То, что неизбежно грозит еще одной большой расе – бушменам Африки – уже, надеюсь, не уничтожение. Но растворение в массе современного населения Африки – поглощение их неграми и белыми. При этом полностью погибнет и их язык, и древняя культура, которая помогала им выжить в буше на протяжении многих тысячелетий. Даже когда негры оттеснили их в пустыню Калахари, они умудряются выжить! Но практически полное отсутствие воды принуждает их селиться все ближе к скважинам, то есть – белым людям. Некоторые из которых, еще в середине ХХ века, убивали бушменов, чтобы продавать их скелеты в европейские и американские музеи.

Пигмеи бамбути лесов Итури.

Вся информация о пигмеях бамбути взята из книги Льюиса Котлоу (L. Cotlow).

«Впервые встретив пигмея, невольно удивляешься. Средний рост настоящих пигмеев, бамбути леса Итури, всего четыре фута, а большинство из нас привыкло, что только дети бывают такого роста. Пигмеи же совсем не дети, хотя у них есть детские черты в характере, прежде всего наивная непосредственность. У стариков волосы и бородки седые, а лица изборождены морщинами.
Почтенные матроны, ростом три фута девять дюймов, привязывают детей к спине, и мириатюрность матерей особенно бросается в глаза, потому что младенцы пигмеев такой же величины, как и наши дети в этом возрасте. Но после десяти лет пигмейские ребята перестают расти.

Вы невольно смутитесь, если женщина ростом с вашу племянницу окажется беззубой старухой. Или, глядя на подростка, вдруг осознаете, что он, может быть, убил уже полсоти слонов, перерезая им сухожилия задних ног. Ваше предвзятое мнение о человеческих ценностях и отношениях рушатся, и, право, ради одного этого стоит путешествовать по дальним странам.

Если вы долго поживете с пигмеями в лесу, ваше первоначальное впечатление от их детского роста сглаживается и исчезает совсем. Их рост превосходно гармонитует с окружающей обстановкой, с их занятиями, жилищами и оружием. Вам начинает казаться неестественно большим ваше собственное тело, и вы думаете, что именно величина мешает вам стать таким же искусным следопытом, как пигмеи. Придет время, и вы начнете смотреть на пигмеев как на людей, ни в чем не уступающих вам, но с иной наследственностью, иными привычками и обычаями и живущими в иной природной среде.

Но может ли цивилизованный человек так же хорошо понимать пигмея, как человека своего общества? Думаю, что может, хотя путешественники и исследователи обычно отрицают это. Даже те из них, которые дольше меня жили среди пигмеев, утверждали, что невозможно перекинуть мост через пропасть, созданную тысячами лет эволюции и отделяющую нас от этих «живых ископаемых» каменного века. Но мне кажется, что эти высказывания – попытка замаскировать свою неудачу. Пауль Шебеста, крупный антрополог, долго жил с пигмеями и хорошо узнал их. По-моему, я тоже знаю немало бамбути Итури лучше, чем многих моих нью-йоркских знакомых. Пигмей никогда не прячет свой внутренний мир за стеной притворства и условностей.»Котлоу, с. 59-60.
«Чтобы познакомиться с бамбути, путешественник должен прибегнуть к помощи их «покровителлей» – банту. Обычно при появлении в лесу «постороних» пигмеи просто «растворяются» в чаще, куда не отваживались проникать даже работорговцы. Они могут враждебно встретить того, кто без спросу вторгнется на их территорию. Стенли считал пигмеев самыми опасными врагами из всех африканских племен, оказавших ему сопротивление. Даже сейчас банту относятся с должным чувством уважения к пигмейским лукам и стрелам.

Из полуметровых луков, кажущихся на первый взгляд игрушечными, бамбути без промаха стреляет отравленными стрелами. До сих пор точно не известно, из чего пигмеи приготовляют яд для стрел. Одни считают, что это стрихнин из древесины евфорбии, другие говорят о высушенном змеином яде, третьи – о соке болотных орхидей или жидкости из разлагающихся насекомых. Вероятно, пигмеи пользуются всеми этими и, возможно, другими «источниками», в зависимости от того, что окажется «под рукой». Во всяком случае яд действует безотказно». Котлоу, с. 64.

«Конечно, я не палеонтолог и не антрополог, но я прочел в энциклопедии сжатое и ясное определение различных эпох в жизни человечества. В эпоху палеолита люди уже пользовались при взаимном обращении речью и создали первые «общественные» организации, но еще не вели оседлого образа жизни и не знали земледелия. В течение следующего периода, неолита, человек научился возделывать землю, плавить металлы, приручать диких животных и сооружать постоянные поселения. По-моему, пигмеи бамбути – люди эпохи палеолита. Они живут только охотой, не занимаются земледелием, у них нет домашних животных, за исключением маленьких охотничьих собак. Они употребляют железо лишь несколько десятилетий и получают его от своих соседей – банту, снабжающих лесных кочевников и глиняными горшками. Во время экспедиции 1937 года я видел такие горшки на стоянках пигмеев поблизости от деревень банту, но совсем не встречал их в отдаленных местах, где мясо подвешивают над костром, а зеленые бананы жарят на углях. Во время последующих экспедиций мне все чаще попадались горшки, которыми пользовались лесные люди.

С путешественниками пигмеи обычно говорят на языке своих соседей – банту. В сношениях друг с другом все племена пигмеев пользуются языком, о котором ничего неизвестно. Пигмейский диалект кингвана, «международного» языка Центральной Африки, очень прост, и его можно назвать «упрощенным кингвана».
Высшая форма общественной организации – род.

Не считая того, что они заимствовали у банту, они, видимо, живут так, как жили в эпоху палеолита.

Итак, четырехмильный переход перенес меня на двадцать тысяч лет назад! ...

Я смотрел на родственников Адама, на остатки «зари человечества». Как в ледниках сохраняются нетренутые гниением туши вымерших мамонтов, так в недоступных лесах с древних времен сохнанились эти «живые ископаемые». В разных уголках земного шара расцветали и приходили в упадок различные цивилизации, никак не затрагивая это маленький народ... Как бы то ни было, моя давнишняя мечна исполнилась – я стоял лицом к лицу с первобытным человеком, и он удивленно разглядывал меня, а потом улыбнулся. Я улыбнулся в ответ, и двадцать тысяч лет поблекли. Если двое могут улытаться друг другу, у них много общего». Котлоу, с. 69-71.

[Здесь можно отметить только, что не двадцать тысяч лет. Много больше!]

То же поглощение грозит и современным австралийцам, даже если будут по-прежнему существовать их племена. Более легкая современная жизнь поглотит их древнюю культуру – одну из древнейших на Земле, оставив о ней только смутные воспоминания. А их культуре больше 100 тысяч лет!
У большинства современных людей абсолютно превратные представления о культуре австралийцев. Хотя достаточно прочитать то, что писал о них Миклухо-Маклай (в XIX веке!), чтобы понять, что эти люди глубоко знали не только, например, анатомию, но и функцию органов.

Маклай описал молодую девушку, которая родилась глухой, и которую в юности стерилизовали, для того, чтобы в племени больше не появлялись глухие дети. Каменным инструментами! Делали они и иные полостные операции, не менее сложные, иногда – массовые! Почитайте Миклухо-Маклая.
Многие ли образованные белые рискнут сделать подобную операцию в современном госпитале? Уверен, только – профессиональные медики-хирурги.

Единственный путь сохранить четкое и верное представление о этой культуре – приобщить австралийских аборигенов к европейской культуре. Дать им приличное образование и общую культуру. Всемерно поддерживать их интерес, прежде всего, к своей истории и культуре. Чтобы у них появились свои учителя, врачи, историки, археологи ... . Археология – не только античные и европейские храмы и египетские пирамиды. В Австралии есть своя археология. Да еще какая!

Но невозможно более допускать еще раз то, что произошло во второй половине ХХ века.

В XIX веке просвещенные английские джентльмены раскопали старый могильник аборигенов. Там были погребения возраста от 9 до 15 тысяч лет. Были взяты полные костяки многих (50?) людей со всем сопутствующим инвентарем. Плейстоценовых людей! Все это хранилось в музее в Мельбурне. Как отмечали медики, это были останки «очень робустных аборигенов».

Все это было передано, по приказу премьер-министра Австралии, аборигенам и перезахоронено ими.

Но в плейстоцене аборигены людей хоронили. А современные – кремируют!

И единственный скелет чистокровной тасманийки, которая была погребена на тюремном кладбище (в XIX веке ее невозможно было похоронить вместе с белыми), был эксгумирован белыми джентльменами и кремирован тоже!

Кем и почему? Зачем? Конец ХХ века!

Очевидно, что в сильно обедненной биоте невозможно прожить, ведя старый, традиционный образ жизни. Это делает существование реликтовых рас почти невозможным без доброжелательной помощи извне. Она должна быть очень активной, взвешенной, разумной и деликатной. Да где же все это взять???

В тени Человека

«В тени человека» – так называется великолепная книга Джейн Лавик-Гуддолл, прекрасной женщины, посвятившей всю свою жизнь изучению и шимпанзе, и других приматов.

Светлый гений биологии – великий Карл Линней – включил в своей «Системе Природы» Человека разумного (Homo sapiens L., 1758) в отряд Приматов (Primates), наряду со всеми высшими и низшими приматами (обезьянами и лемурами). И вместо диагноза вида написал: Познай самого себя.

Зря человечество уже который век игнорирует его ненавязчивый совет. С 1758 года! Думаю, 99,999% людей этого призыва просто не знает, или знать не хочет.

Линней был глубоко религиозный человек. Так же как и граф А.К. Толстой, написавший в 1872 году стихотворение «Послание к М.Н. Лонгинову о дарвинисме». Шел 13-й год со дня появления «Происхождения видов» Ч. Дарвина!

Если Вы задумаетесь, то легко поймете, что большинство животных, в том числе и многие домашние, изо всех сил пытаются понять нас и либо избегают нас, или включаются, так или иначе, в наше общество. Из них прежде всего – собаки. И нужна им только: приличная жизнь и ПОНИМАНИЕ!

Или французский пилот не для нас написал: Мы отвстственны за тех, кого приручили?

Но ведь и за тех, кого не приручили – мы все ответственны тоже. Биосфера нужна прежде всего нам самим.

И практически никому из животных не удается найти понимание. Прежде всего потому, что «мы ленивы и не любопытны». И исключительно агрессивны. Мы воюем непрерывно. И сами с собой, и с Природой, Биосферой.

Почти все духовные силы и материальные средства Человечество тратит на войну.

С нами же не воюет никто! Человек еще ни разу не встретил достойного противника.

Нам все уступают. И умирают, умирают, умирают, умирают, ... ... ...
Вымирают Континенты, Моря и Океаны. На Земле вымирает все. Кроме нас.

Мы – размножаемся в геометрической прогрессии.
А сколько «диких» Животных рвется к разуму! Достаточно перечислить Слонов, Китов (Дельфины, с которыми нам легче работать, – Киты!), Шимпанзе, Гориллы, Капуцины, Гепарды, Лошади, ... ... Нет им числа!

Всякий раз, когда Люди беруться работать с животными, не боясь их, любя, – они получают партнером «зверя», который их любит и с ними охотно сотрудничает. Который любя хозяина, жаждет с ним работать.

Куклачев отнесся к кошкам, как к разумным существам – и стал на одном этом знаменит на весь мир! Из птиц один Ворон чего стоит. Моей шестилетней дочке, когда она впервые услышала «разговор» двух воронов, сразу стало понятно, что они разговаривают.

Литература

Гуляев В.И. 1968. Америка и Старый Свет в доколумбову эпоху. Москва, Наука, АН СССР. 185 с.

Кабо (19--)

Каландадзе Н.Н., Раутиан А.С., 1983. Место Центральнгой Азии в
зоогеографической истории мезозоя. Тр. ССМПЭ, Вып. 24, Ископаемые рептилии Монголии. М., с. 6-44.

Каландадзе Н.Н., Раутиан А.С., 1991. Зоогеография позднего триаса и реконструкция фауны наземных тетрапод Северной Африки.
Палеонтол. ж. № 1, с. 3-14.

Каландадзе Н.Н., Раутиан А.С., 1992. Система млекопитающих и историческая зоогеография. Филогенетика млекопитающих. Сб. Трудов Зоологического музея МГУ, Т. 29, с. 44-94.

Котлоу Льюис. 2001. Занзабуку. Опасное путешествие. Москва, Армада-пресс, Зеленая серия, 313 с.

Кремо М., Томпсон Р., 2001. Неизвестная история человечества. Москва, Философская книга, 516 с.

Майстер Мартин, 1999. Необычайные приключения скелета № 11778. GEO. № 6, с. 122-129.

Симпсона Дж.Г. 1983. Великолепная изоляция. История млекопитающих Южной Америки. Москва, МИР, 256 с.

Соколов В.Е. 1973. Систематика млекопитающих. Москва, Издательство «Высшая школа», 430 с.

Ameghino F. 1907. Notas preliminares sorbe el Tetraprothomo argentinus un precursor del hombre mioceno superior de Monte Hermoso.

Brown P., Sutikna T., Morwood M. J., Soejono R. P., Jatmiko, Wayhu Saptomo E., & Rokus Awe Due. A new small-bidied hominid from the Late Pleistocene of Flores, Indonesia. (Homo floresiensis). Nature /Vol. 431/ 28 October 2004/, p. 1055-1061.

McKenna, Bell, 1997. Classification of Mammals Above the Species Level.