Проблемы Эволюции |
Дорогой Николай Григорьевич!
На днях получил Ваше письмо от 10 апреля. Правда, просматривая копии моих старых писем, я вижу, что многие вопросы мы уже дебатировали и поэтому на них останавливаться не стоит, но на некоторых остановлюсь, так как, может быть, их можно затронуть с новой стороны.
1) О значении естественного отбора. Вам кажется странным, что я свою борьбу с этим предрассудком (о ведущей роли естественного отбора в органической эволюции) начинаю с того, что расширяю сферу действия естественного отбора за пределы органического мира. Ничего странного в этом нет. Вы утверждаете, что естественный отбор возник только в органическом мире и здесь является «подлинным творцом живой природы», а я отрицаю оба Ваши положения: естественный отбор существует, но не только в органической природе, и как раз в органической природе его роль весьма второстепенная. Вы Говорите, что можно дать такое определение естественного отбора, при котором мои примеры подойдут. Следовательно, Вы имеете такое определение его, под которое они не подойдут. Я определяю естественный отбор так: «Процесс возникновения своеобразного, закономерного или целесообразного исключительным действием разрушительных сил, через сохранение того, что в силу определенных своих свойств сохранилось от действия этих разрушительных сил». Гипотеза Дарвина о ведущей роли естественного отбора всерьез утверждает то, о чем в свое время известный Фехнер (под псевдонимом Мизес) писал в шутку: «Мир создан не творческим, а разрушительным агентом». Понимая «творческий» в этом истинном смысле, конечно, нельзя говорить о творческой роли естественного отбора, но придавая слову «творческий» иной смысл в смысле появления того, что без его помощи не могло бы появиться, естественному отбору можно приписать известное творческое значение, но далеко не ведущее (мое выражение следует правильнее заменить: предрассудком является представление не о творческом, весьма скромном, а о ведущем значении естественного отбора).
Разрешите теперь ответить на Ваш вопрос: «Неужели Вы так низко расцениваете данные в пользу теории естественного отбора, приводимые хотя бы только Дарвиным в его «Происхождении видов»?»
Основное значение книги Дарвина, конечно, не в доказательстве общего факта эволюции. В этом отношении книга его, конечно, навсегда останется классической по широте охвата биологических явлений, по добросовестности изложения и высокой объективности и последовательности. Здесь он подлинно является классиком по сравнению с романтиком Ламарком (кажется, Оствальд различает два типа ученых: классики и романтики). Но когда речь идет о причинах эволюции, то тут и сейчас романтик Ламарк стоит неизмеримо выше Дарвина. Багаж в пользу естественного отбора у Дарвина просто убог и в основном сводится к следующему:
1) пересадка на биологическую почву мальтузианских взглядов, за что его в свое время очень метко высмеяли и Маркс, и Энгельс;
2) аналогия с искусственным отбором: Дарвин так увлекся стремлением повысить значение отбора в селекции, что совершенно не использовал хорошо известных ему данных по огромной роли скрещивания в селекции пород домашних животных и растений;
3) размышления о геометрической прогрессии размножения органических существ, — не замечая при этом, что всего быстрее эволюционируют, как правило, очень медленно размножающиеся организмы;
4) совершенно курьезная глава о том, что наиболее ожесточенной является внутривидовая борьба, где приводится какой-то очень натянутый пример с омелой;
5) наконец, разные рассуждения о волках и оленях и прочее. Последователи Дарвина в качестве основных орудий защиты выдвинули разные косвенные доказательства, например пресловутую мимикрию, муравьев-термитов и проч., где якобы совершенно неприложимы ламаркистские толкования, а следовательно, остается один естественный отбор.
Ни о какой «теории естественного отбора» Дарвина говорить не приходится: имеется довольно много соображений, прицепленных к убеждению о полезном значении внутривидовой борьбы, почерпнутому у Мальтуса. Настоящая теория естественного отбора и борьбы за существование создается только теперь трудами Р. Фишера. Вольтерра, Райта, Холдена, у нас Гаузе, Дубинина и пр. Она уже привела (Райт, Дубинин и др.) к представлению о «дрейфе», генетико-автоматических процессах и прочее, т.е. к принятию обширных участков эволюционного пути без всякого учета естественного отбора. Правда, крупнейший из представителей этого направления Р.Фишер как будто довольно ортодоксален, но он настолько .добросовестен, чтобы утверждать, что его математическая теория естественного отбора вовсе не является доказательством ведущего значения естественного отбора, а просто дает теорию действия отбора, на тот случай, если он действительно имеет место. Привязанность же Р. Фишера к теории естественного отбора основана, конечно, не на рациональных соображениях этого исключительно талантливого ученого. Чтобы в этом убедиться, достаточно прочесть третью часть его книги о генетической теории естественного отбора, где он прилагает свои дарвинистические взгляды к обществу и развивает очень своеобразное представление о причине гибели культур вообще,
Часто возражают: но Дарвин принял во внимание возражения против естественного отбора и сумел на них ответить. Что он принял во внимание — это верно: он не замалчивал трудностей; но что он сумел на них ответить, это неверно. Возьмите, если не ошибаюсь, седьмую главу «Происхождения видов», посвященную Майварту. Майварт не был противником эволюции, а лишь противником гипотезы естественного отбора. Дарвин соглашается в признании и других факторов естественного отбора, но ответ по каждому возражению делает так, что у читателя может получиться впечатление, что Майварт противник вообще эволюции.
Почему же учение об естественном отборе получило такое господство? Во-первых, в порядке принудительного ассортимента: он был пристегнут к прекрасно обоснованному учению об эволюции. Это прекрасно выражено у Писарева: «Дарвин уж не наврет»; такой обстоятельный ученый ни в чем не ошибается; обычное заблуждение многих лиц, экстраполирующих одну заслугу на все остальные свойства.
Во-вторых, селекционизм подкупал необыкновенной простотой решения труднейшей проблемы целесообразности.
2) О монизме. Диалектический материализм — не синоним диалектического монизма. Гегелевский диалектический идеализм тоже был диалектическим монизмом, и, однако, он не был материализмом. Вы считаете материалистический монизм обязательным, так как (пишете Вы) «в основе этого монизма лежит громадный опыт всего естествознания. Дуалистические гипотезы возникновения жизни ему противоречат так же, как идея перпетуум мибиле противоречит основным законам термодинамики. Так я понимаю неприемлемость дуалистических гипотез для диалектического материализма».
По этому поводу разрешите заметить: во-первых, нельзя сравнивать точную науку термодинамику с очень неточной биологией, в особенности в таком вопросе. Кроме того, подлинно диалектическое понимание отрицает какие бы то ни было «вечные истины» вплоть до невозможности перпетуум мобиле. Почему мы не считаем возможным признать существование перпетуум мобиле в нашей практике? Потому что мы не можем привести ни одного соображения против тех доводов, которыми доказывают его невозможность. А если взять Вселенную в целом, то сейчас наши диалектики как раз признают ее как единое перпетуум мобиле. Противоположный взгляд, что Вселенной грозит тепловая смерть, предполагает, что было когда-то начало Вселенной, т.е., выражаясь Вашим же языком, оставляет лазейку для духовного начала. Вот в этом и есть разница между подлинно свободомыслящими людьми и догматиками в той или иной степени. Свободомыслящие в истинном смысле слова никогда не говорят так: «Это для меня неприемлемо, так как приводит к тем или иным неприемлемым выводам», а догматики заранее ограничивают свободу исследования обязательством приходить только к выводам определенной категории. Вы, конечно, скажете, что и я не меняю своих взглядов. Это неверно. Сейчас события последних лет заставляют меня с крайним сожалением пересматривать свои оптимистические воззрения. начинать сомневаться в том, в чем я ранее был твердо уверен. Но об этом писать некогда, может быть, при встрече поговорим по душам.
Если Вы читали книжку Хнольсона «Гегель, Геккель и двенадцатая заповедь». то. может быть, припомните, что Хвольсон обрушивается на Геккеля за то, что тот отвергает второй закон термодинамики как неприемлемы», и корит Геккеля, чтобы тот не говорил о том, чего не понимает. Ну и что же оказалось? Хвольсон крупный образованный физик, Геккель — легкомысленный биолог, но сейчас многие крупные ученые (например, Нернст и другие) говорят, что как закон для Вселенной второй закон неприменим. И нетрудно видеть, почему в данном случае посторонний человек имеет право критиковать приложимость второго закона ко Вселенной. Второй закон утверждает непрерывно идущее рассеяние энергии и неизбежную тепловую смерть, но если мир не имеет начала, т.е. длится бесконечность, то за бесконечность второй закон успел бы привести к тепловой смерти Вселенную, и то, что она еще не наступила. свидетельствует или о том, что второй закон ко Вселенной неприменим (тогда мыслима бесконечность Вселенной), или что когда-то «часы были заведены», т.е. диктует необходимость принятия сверхъестественного (хотя бы в смысле действия законов, не имеющих в настоящее время значения) начала Вселенной. А раз мы пришли к тому, что некогда действовали мощные факторы, в настоящее время неизвестные, то тем самым отпадает вера в аподиктичность второго закона термодинамики.
Поэтому полагаю, что термодинамику лучше оставить в покое.
Теперь правда ли, что в основе монизма лежит громадный опыт всего естествознания? По-моему, монизм имеет только одно преимущество: он удовлетворяет нашему стремлению к единству. Эвристическая ценность его несомненна как законное стремление по возможности уменьшать число сущностей, с которыми мы оперируем. Старое схоластическое мудрое правило: entia non sunt multiplicanda ultra necessitatem*. Но, стремясь к ограничению числа основных сущностей, мы не можем требовать, чтобы эта сущность была одна: какой минимум сущностей надо оставить решает опыт. Решение всего спора в бесконечности мы предвидеть не можем, но история науки показывает, что для прогресса науки бывало полезно временное увеличение числа сущностей или элементов. Алхимики признавали как будто пять элементов, а после Лавуазье стали признавать несколько десятков, и это послужило на пользу науке. Сейчас опять число элементов химических (всякие там составные части атома) резко уменьшилось. но до одного дело не дошло. Путается тут еще пространство и время что это такое; опять и тут прогресс: единое «пространство-время». И энергию связали с материей в единое - все бесспорные шаги к монизму, но все эти головокружительные успехи появились не потому, что физики говорили себе будем искать единое, а потому, что само автономное развитие науки привело к необходимости искать снизь там, где ее раньше не видели. А основная работа Пастера, доказательство отсутствия самозарождения, — вскрыла пропасть там, где не было пропасти, и даже такой фантастический монист, как К.А.Тимирязев, принужден был признать, что в этой области механицизм (или монизм) потерпел хотя бы временное поражение. А как много выиграло человечество от этого «поражения»! Сейчас мне хорошо известно, что среди крупнейших физиков в связи с огромными успехами их науки есть стремление к монизму, но к какому монизму: кажется, не к материалистическому. Это ясно и из нашумевшей в связи с пресловутой августовской сессией книжки Шредингера. и из слов, кажется. Эддингтона, что Вселенная более напоминает великую мысль, чем великую машину. А Вы сейчас же: как бы закрыть лазейку для духовного начала; неужели это не догматизм? Я же нигде не говорю: обязательно надо оставить лазейку или закрыть лазейку. Дарвинизм я отверг не потому, что он меня не удовлетворял по своим конечным выводам (тогда я об этом не думал), а потому, что противоречил биологическим фактам, но когда я основательно от него отошел, то убедился, что не печалиться нужно о том, что селекционизм несостоятелен, а радоваться, так как конечные выводы селекционизма ужасны.
В общем говоря, меня угнетает не то, что мы с Вами разных мнений, а что Вы употребляете и печатно, и письменно такие аргументы, которые подлинно свободомыслящему человеку употреблять не следует
* Не следует приумножать сущности без необходимости {лит.).
**. Г. Холодный 11882—1953) — ботаник, действительный член Академии наук УССР.